История запорожских казаков. Быт запорожской общины. Том 1

Но самое ужасное положение было тех взрослых мужчин-невольников, которые попадали на турецкие суда-кадриги, или галеры, называвшиеся у запорожских казаков каторгами. Здесь их было не меньше, чем на общественных работах в городах. «На всех военных судах турок, – пишет православный серб Юрий Крижанич, – не видно почти никаких других гребцов, кроме людей русского происхождения». Галерой называлось большое морское судно на три паруса, два тента, три большие и четыре малые пушки, для 450 человек среднего числа экипажа, с 25 или 30 скамьями для гребцов. «Это было первобытное латинское судно вроде того, какое можно видеть на колонне Траяна; века внесли в него мало усовершенствований. Вообразите себе плоское, длинное, очень узкое, очень низкое двухмачтовое судно, длиной почти 50 метров, шириной 10 метров, идущее в одно время и на веслах, и на парусах. Гребцы, в числе около 300, сидели прикованные на 25 или 30 скамьях, пересекавших и заграждавших палубу наполовину с левой, наполовину с правой стороны. Пять или шесть гребцов на каждой скамье приводили в движение одно весло, которое опиралось на подставку, торчащую сверх палубы. Левые скамьи отделялись от правых проходом – узким помостом, служащим для перехода с задней части в переднюю. В этом проходе, более возвышенном, нежели скамьи, прогуливался галерный пристав («баша турецький, басурманский, недовирок хрестиянський») с кнутом в руке (в думах «с червовою таволгою»), управляя невольниками, прикованными под его ногами. Волны постоянно хлестали галерных невольников, прикованных к очень низкой палубе и обнаженных во всякую погоду до пояса. Спали и ели они по сменам, не оставляя своих скамей и не останавливая хода своей галеры. Они не знали никакого отдыха, даже в праздники, не имея никогда права протянуться, переменить место, уйти на минуту от этой холодной скамьи. Единственно возможный отдых был для них тогда, когда корабль входил в гавань для поправок или для того, чтобы запастись съестными припасами. Тогда позволялось нескольким каторжникам, не всем без различия, но привилегированным, дворянам, потому что в числе галерных невольников были и дворяне, – работать в гавани над земляными и очистительными работами»[869].

Поразительно трогательно описано бедствие христианских невольников, попавших на турецкие галеры, в народной казацкой думе «Плач невольников на турецкой каторге».

Шо на Чорному морю,
Потреби царський,
Громади казацький,
Там много війська понажено,
У тры ряды бидных, бищасных невольныкив посажено,
По-два та по-три до купы посковано,
По-двое кайданив на ноты покладено,
Сырою сырыцею назад рукы повьязано.
Толи бидни, бищасни невольныки на колина упадали,
В гору рукы пидиймалы, кайданами бряачали,
Господа мылосердного прохали та благали:
«Господи мылосердный! создай в неба ясне сонце-мите,
Нехай будут кайданы коло нить опадати,
Сырая сырыця коло рук ослабати,
Хай мы будем, бидни, бищасни невольныкы,
У чужий земли хоч мале число полегкости соби мати, —
Тее воны промовляли.
Аж ось баша турецький бусурминський,
Недовирок хрестиянський,
По рынку вин похожие,
Вин сам добре тее зачувае,
На слугы свой, на туркы-янычары, зо зла гукае:
Кажу я вам, туркы янычары, добре вы дбайте:
Из ряду до ряду захожайте,
По тры пучкы терныны та червоно и таволгы набирайте,
Видного невольныка по-трычи в одним мисцн затынайте».
Тоди туркы-янычары из ряду до ряду захожали,
По тры пучки терныны и червоной таволгы у рукы брали,
По-трычи в одним мисци бидного невольныка затынали,
Тило казацьке мододецьке коло жовтои косты обрывали,
Кровь хрестианьску неповынно пролывали.