История зарубежной литературы XVII―XVIII вв.

И надо сказать, Бог Мильтона не внушает симпатий. Почему он наложил запрет на древо познания добра и зла? Каких-нибудь веских причин этому запрету Мильтон не нашел. Он, Бог, не хотел, чтобы люди были как боги. Но ведь это эгоизм. За что же он обрекает все потомство Адама и Евы на вечные страдания, лишает их рая, отдает их на муки ада. Это выглядит бессмысленной жестокостью. И очень убедительно звучит в поэме недоумение Адама: «Неужели Бог, сей мудрый, хоть и грозный Творец захочет истребить нас?.. На кого же он обращает ярость свою?»

Жестокость Бога проявляется в акте потопа, погубившем всех людей и весь животный мир, кроме особей, поместившихся в ковчеге Ноя. Всем этим жестокостям нет убедительных объяснений в Библии. Не нашел их и Мильтон.

Очень любопытен разговор Адама с Богом еще до появления Евы. Адам просит себе подругу, равную себе по естеству и разумению. «Что думаешь обо мне? — говорит ему Бог. — Неужели я несовершенен. Я живу один. Нет мне равного. Нет у меня собеседника». И Адам отвечает Богу:

«Ты не имеешь сообщества, кроме себя самого, и не ищешь его, а человек недостаточен для самого себя. Ты осыпал меня дарами своими, но, увы, я не вижу ни одного творения, с кем бы я мог разделить их. Неужели можно наслаждаться счастьем одному? Один, наслаждаясь всем, могу ли быть счастлив?»

И перед нами предстает весь ужас одиночества Бога. Мысль Мильтона глубока и необыкновенна. Одиночество его Бога — это одиночество тех, кто так или иначе вознесен над людьми — или в силу своих талантов, когда все остальные взирают на них, как на богов, или в силу исключительного своего социального положения (монарх, самодержец, владыка среди своих рабов, тотальный правитель и пр.). Несчастья такого рода еще ни разу не были предметом художественного изображения, но их знает действительность, и, пожалуй, горше этого несчастья трудно себе представить.

Итак, мильтоновский Бог никак не положительный образ. Сердце читателя остается к нему холодным, и Адам выглядит пресным. Умиленный и слабохарактерный, он не в силах противостоять ни запретам Бога, ни искусительным чарам Евы. Это тип покорного, рассудительного раба божия. Желания его не залетают дальше границ, установленных свыше. Он сторонник «удовольствий, сопряженных с законами разума».

Он добр, незлобив и достаточно ограничен в потребностях. Ева в сравнении с ним колоритнее, у нее есть запросы, она ищет новых наслаждений, пусть о них нашептывает Сатана, она не легковерна, скорее любопытна, если не любознательна. Ее живой ум ярче, хоть, по концепции автора-пуританина, более тонкое разумение должно быть у мужчины, в данном случае Адама. Пуританская мораль Мильтона проявляется и в концепции подчиненной роли женщины. Бог наставляет Адама относительно его супруги Евы:

— Она создана из тебя и для тебя. Она прекрасна, но красота ее дана ей, чтоб нравиться тебе.

Ева в своих речах, в сущности, повторяет эту формулу, но установленный нравственный принцип она превращает в гимн любви.

— Ни прохлада зари, ни восход солнца, ни лучи его, играющие в росе, цветах, зелени, ни благоухание земли после благотворного дождя, ни тишина вечера, ни безмолвие ночи, ни голос соловья, ни величие луны, ни сияние звезд, ни гуляние при тихом их свете не дали бы мне счастья без Адама.

В поэме Мильтона на первом плане — мироздание, природа и ее венец — Человек. Над природой и Человеком — незримая творящая сила, «начало и конец всех вещей». Бог — о себе: «Я наполняю собой все бесконечное пространство. Необходимость и случайность удалены от меня. Судьба есть моя воля». Ангел разъясняет Адаму принципы построения мироздания: все вещи одинаковы в совершенстве, они из одного и того же вещества, но различны по форме, с различными степенями вещественных свойств и жизни. Мильтон, видимо, допускает существование отвлеченной от материи духовности. Его ангелы, в том числе и падшие (Сатана и его воинство), состоят из эфирного вещества, их нельзя умертвить, как нельзя убить или ранить воздух. Каждый элемент их существа мыслит, видит, слышит, чувствует, может принимать любой образ, увеличиваться и уменьшаться. Ангел в поэме рассуждает, что, может быть, придет такое время, когда и человек, подобно ангелам, превратится в чистую духовность. Бога нельзя видеть, по Мильтону, Христос есть «зримый образ незримого бога», т. е. тот вещественный символ, в который люди вложили абстрактное представление о божестве.

Так Мильтон, представитель уже послеренессансной культуры, пытается согласовать философское мышление нового времени с христианским учением. Пожалуй, и поэму свою он рассматривает как философствование в библейских образах. Знаменательны в этой связи слова Ангела, разъясняющего Адаму сущность вещей: «Высокие предметы облеку в вещественные формы» (библейские символы, которыми пользуется Мильтон).