История зеркала

Шекспировский герой открывает в истории литературы тему особого использования зеркала, субъективного и преисполненного скрытой тревоги, при которой нечистая совесть нечестного человека обнаруживает, что образ этого человека весьма и весьма отрицателен. Именно в момент, когда его силой принуждают отречься от престола, Ричард II задумывается над тем, кто он есть и каков, и пытается понять, кто он есть, отталкиваясь от того, кем и чем он уже не является. После того как отречение уже свершилось, он требует у слуги зеркало: «Подайте зеркало, я в нем хочу прочесть…»¹¹ Ясное, прозрачное зеркало мира утратило свою понятность, и столкновение с зеркальным отражением только лишь увеличивает уже образовавшуюся трещину, ибо король не узнает себя в изображении, появившемся на поверхности: «Как, морщины мои не стали глубже? Как? Боль и горе нанесли по моему лицу столько ударов и не оставили на нем глубоких ран? О, льстивое зеркало, столь похожее на придворных той поры, когда я преуспевал, ты обманываешь меня!» Получается, что зеркало действительно обманывает человека, ибо оно показывает ему нечеткое изображение непонятного и непроницаемого лица какого-то иного человека, чужака, показывает ему призрака, явившегося из уже прожитой жизни. И подобно тому, как рассеиваются мечты об идеальной королевской власти и идеальном правлении, низверженный король роняет зеркало, которое разбивается на мелкие кусочки, и это разбитое зеркало представляет собой символ ненадежности блеска и славы, поддающихся воздействию со стороны судьбы, а также символом быстротечности земного счастья. Тщеславие, царящее в мире, и мысли, пропитанные меланхолией, постоянно отражаются друг в друге, потому что они взаимосвязаны. Пустое, а затем и разбитое зеркало становится символом несоответствия человека и мира, и только лишь осколки могут помочь осознанию расколотого, расщепленного, утратившего силы «Я»¹².

Это зеркало недоразумений и сомнений, в котором король не может «прочитать» сходства с самим собой, представляется мне уже не просто зеркалом, а зеркалом романтиков, т. е. местом, где произносятся монологи и исповеди. Процесс интроспекции, т. е. самонаблюдения и самоанализа ускоряется, усиливается, обостряется, подобно болезни, со времен Вертера, и экзальтация, т. е. восторженная необузданность чувств вкупе с обострившимся процессом интроспекции приводят к болезненному, извращенному солипсизму, который раскалывает, расщепляет субъекта на идеальное «Я» с неограниченными желаниями и на его зрителя-скептика, ироничного и недоверчивого. Не имея возможности и не умея приспособиться к миру, человек склоняется над своим дневником или наклоняется к своему зеркалу, чтобы оградить, обезопасить себя (в каком-то смысле застраховать) от страха затеряться в этом мире и погубить себя, погибнуть, и тогда он обнаруживает, что вовсе не представляет собой единое целое, а состоит из множества частей, противоречивых и непримиримых между собой, но тогда как дневник в какой-то мере смягчает и «приручает» разнообразные странности и чужеродности, тогда как он в каком-то смысле организовывает разнообразные желания и направляет их в общее русло течения психической жизни, зеркало, напротив, их исторгает и изгоняет. Автобиография может «не стесняться» каких-то фактов, примириться с ними и придать некий смысл постановке вопросов и возникающей проблематике, зеркало же, в отличие от дневника, отказывается от любого договора, от любого соглашения, от любого сглаживания и примирения противоречий. «Вернувшись домой, я посмотрел в зеркало, увидел свое отражение и почти испугался той злобы, что была разлита в чертах моего лица»¹³. Это замечание, записанное Делакруа однажды вечером в июне 1824 г.¹⁴ после возвращения со светского раута, свидетельствует о причиняющей боль болезненной двойственности, внезапно прорывающейся наружу и выплескивающейся на страницы дневника, когда человек оказывается в одиночестве. Чудовище, то самое чудовище, которое жило в человеке, когда он был ребенком, помимо его воли и без его ведома внезапно возникает в зеркале; ненависть, сверкающая в глазах отражения, есть не что иное, как выражение как всегда конфликтной, неадекватной связи между воображаемым и реальным, между искусством и жизнью. Задумчивой мечтательности и фантазии дневника, истолковывающего и как бы заново создающего реальность, зеркало противопоставляет грубую, прямолинейную, жестокую странность и чужеродность.