Читаем История зеркала полностью

Двойник порой представляет собой точную копию субъекта, а порой представляет собой отображение некой части тела (рука Пармиджанино, нос Гоголя, мысль Керженцева у Л. Андреева), и в обоих случаях человек, «послуживший образцом для подражания», признает это изображение за изображение себя самого и вступает с ним в диалог; но в результате расстройства сознания символическое посредничество зеркала прекращается.

Психиатрия, придя на смену громким заклинаниям литературы, лет сто назад начала описывать патологические состояния, именуемые геаутоскопией или аутоскопией, т. е. состояния, при которых человек страдает галлюцинациями и видит в них только себя. Возникают подобные явления по разным причинам: из-за травм головы, повлекших за собой нарушения в мозговой деятельности, из-за психозов, из-за нарушений в состояниях сна и бодрствования, в результате увлечения мастурбацией и излишнего увлечения процессом, который приводит к зарождению новой жизни20. В большинстве своем авторы, повествующие о столкновении человека со своим двойником, сами испытали в жизни нечто подобное, мало того, стремились к таким визуальным галлюцинациям: так, Мюссе писал, что его преследует какой-то «странный человек, одетый в черное и похожий на него, как две капли воды»; Гофман, изучавший на себе результаты воздействия лизергиновой кислоты, описывал именно такой распад: «Моя личность, мое «Я», блуждали где-то в пространстве, а в это же время я отчетливо видел свое тело, неподвижно лежавшее на софе в моей комнате»21. Нерваль в «Аурелии» писал, что у каждого человека есть двойник, и все его творчество зиждется на «описании этих излияний сновидений в реальную жизнь»22.

Истории с двойниками в основном заканчиваются плохо. Двойник, представляющий собой воплощение крайне обостренного нарциссизма, появляется тогда, когда отношения с другими людьми либо извращены, либо прерваны, и человек ощущает их отсутствие; субъект, замкнувшийся в патологическом солипсизме, стремится создавать фантомы других людей, коих ему так не хватает, и отражение как раз и исполняет роль воображаемого собеседника. Он действует как своеобразный «защитный механизм», при помощи которого человек исторгает из себя часть своей внутренней сущности, часть подавляемую и нежеланную, а потому и вытесняемую, исторгаемую вовне, т. е. человек перекладывает на двойника заботы о реализации своих постыдных стремлений и чаяний, в которых невозможно признаться. Двойник, избавленный от всех запретов, от всех «тормозов», и словно специально созданный для того, чтобы избегать обманов и не быть подверженным различным фрустрациям, этот двойник располагает такой энергией, что он затмевает «оригинал» и начинает поглощать его жизненную силу. Вот откуда проистекают те две характернейшие неразделимые черты, что описывали писатели: отражение становилось четким, точным, резким, опасным, в то время как «оригинал», послуживший для отражения «моделью», утрачивал свою плотность, вещественность и становился нечетким, неясным, расплывчатым, нерезким. В то же время двойник настоятельно навязывал свое общество оригиналу, он превращался в персонаж со скверным характером, преследовавшим свой «образец» до тех пор, пока вследствие этих преследований не приходила смерть и не восстанавливалось утраченное единство.

В знаменитой книге, опубликованной в 1924 г.23, Отто Ранк проанализировал архаичные основы верований в существование двойников, и он отметил, что тень и отражение в воде, т. е. первые «средства», при помощи коих человек увидел свое тело, стали также и первыми средствами «объективации человеческой души». Произошедший в результате разделения, распада человеческого «Я», двойник имел почетную миссию защитить человека от смерти, ибо эта тонкая копия человека обладала не только даром реальной жизни, но и даром бессмертия, который обеспечивал ей выживание в будущем, после исчезновения бренного тела. Но одновременно как бы служа гарантией бессмертия, двойник беспрестанно напоминает человеку о смерти, показывая ему призрака смерти, никогда его не покидающего. Итак, обещание смерти и сила жизни… Этой амбивалентной, т. е. двойственной, «печатью» отмечены в большинстве своем все случаи «проявления» двойника, и эта «печать» в каком-то смысле временно вроде бы успокаивает субъекта, умаляя его страхи, и в то же время она терзает его, мучает, подвергает гонениям.

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Косьбы и судьбы
Косьбы и судьбы

Простые житейские положения достаточно парадоксальны, чтобы запустить философский выбор. Как учебный (!) пример предлагается расследовать философскую проблему, перед которой пасовали последние сто пятьдесят лет все интеллектуалы мира – обнаружить и решить загадку Льва Толстого. Читатель убеждается, что правильно расположенное сознание не только даёт единственно верный ответ, но и открывает сундуки самого злободневного смысла, возможности чего он и не подозревал. Читатель сам должен решить – убеждают ли его представленные факты и ход доказательства. Как отличить действительную закономерность от подтасовки даже верных фактов? Ключ прилагается.Автор хочет напомнить, что мудрость не имеет никакого отношения к формальному образованию, но стремится к просвещению. Даже опыт значим только количеством жизненных задач, которые берётся решать самостоятельно любой человек, а, значит, даже возраст уступит пытливости.Отдельно – поклонникам детектива: «Запутанная история?», – да! «Врёт, как свидетель?», – да! Если учитывать, что свидетель излагает события исключительно в меру своего понимания и дело сыщика увидеть за его словами объективные факты. Очные ставки? – неоднократно! Полагаете, что дело не закрыто? Тогда, документы, – на стол! Свидетелей – в зал суда! Досужие личные мнения не принимаются.

Ст. Кущёв

Культурология
60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное