Читаем История зеркала полностью

Всякий взгляд, обращенный на себя самого, двойствен, ибо он предполагает одновременно и сохранение дистанции, т. е. определенную отдаленность и отстраненность, и соединение, слияние. Нарцисс умер от того, что не мог прикоснуться к самому себе. Зеркальность мысли или раздвоение сознания, вариация одного и того же… и все это не что иное, как отчаянная попытка соединить противоположности и породить некую фиктивную, т. е. ложную несхожесть, инакость. Но доведенное до крайности раздвоение сущности в субъекте и объекте, при котором объект превращается в двойника субъекта, такое раздвоение привносит сомнение в самое сердце реальности; зеркало дает лишь отражение отражений. «Каким образом никто не появляется в зеркале, когда я нахожусь перед ним? И что такое представляю собою я сам? Всего лишь мысль о мысли, мечту о мечте, сон о сне?»17 Вместо того чтобы поддерживать субъекта, «пролиферация», т. е. размножение делением отражений, расшатывает его и распыляет, рассеивает; первое отражение настигает и захватывает второе подобно миражу, и иллюзия, т. е. обман постепенно завоевывает все большее пространство путем взаимных отражений, образующих бесконечную цепь.

Амиель, этот «человек, потерпевший поражение в активной жизни, и герой жизни внутренней», как говорит о нем Тибоде, Амиель, в сознании которого перепутались явления и факты реальной жизни и десять тысяч страниц его дневника, этот Амиель станет воплощением образа того мечтателя, что замирает на месте без движения, чтобы наблюдать за тем, как он живет, и видит себя в процессе распада на отдельные разобщенные части. Он видит, как он сам смотрит на себя; его внутренний взгляд не знает никакого внешнего средства, способного гарантировать ему его собственную законность и обоснованность, ибо он сам для себя является одновременно и судьей, и одной из сторон в судебном процессе, своим собственным обоснованием доказательств, своим принципом и в то же время и инструментом критики. Он описывает себя как «отражающее самое себя отражение, подобно тому, как отражают друг друга два зеркала, расположенные друг против друга, два зеркала, отражающие сначала друг друга, а затем отражающие отражения своих отражений, а затем отражения отражений своих отражений, и так до бесконечности, вернее, насколько хватит глаз»18. Реверсивность, т. е. обратимость отражений как бы предвосхищает полную ирреальность, является ее прообразом; только бдительность и бодрствование сознания может обеспечить связность.

Можно вспомнить о том, что герой рассказа или небольшой повести Л. Андреева «Мысль»19 доктор Керженцев сошел с ума из-за того, что пренебрег силой и весом реальности и доверил зеркальному отражению сознания то, что составляло основу его личности; по выражению П. Валери у него начался бред, «мания ясности сознания» рефлективной мысли, которая в конце концов из-за вынужденного превращения желаний и реальных предметов и явлений в умственные процессы и операции утрачивает всякий контакт с реальным, но реальное мстит за себя.

Врач Керженцев задумал совершить идеальное преступление, и он достигает такого возвышения над самим собой, такого господства мысли, осмысляющей самое себя, что ему кажется, что он сможет «изобразить свою обратную, темную сторону, свою изнанку», т. е. притвориться сумасшедшим; после того как преступление было совершено, наступает расплата, ибо Керженцев никогда не сможет узнать, был ли он действительно сумасшедшим или нет; но так как ход (или течение) мысли был на мгновение прерван и приостановлен, то Керженцев отдан «на растерзание» великой мощи своих аффектов, и когда он разбивает зеркало, являющееся свидетелем проявленной им неуверенности, то его мысль ускользает от него, как бы посмеявшись над ним, выказав ему презрение, становясь с каждой минутой все более и более ошеломляющей и одурманивающей. Вместо того чтобы удостоверить и предохранить его личность, мысль, осмысляющая самое себя, воплощает образ чужого безучастного двойника отстранения и отчуждения, принимающего в данном случае форму умопомешательства.

2. СОПЕРНИЧЕСТВО ДВОЙНИКА

Размножение субъекта путем деления

Несоответствие, разрыв, расхождение между человеком и его отражением сначала проявляется в виде простой трещины, некоего надлома, оно порождает некий дискомфорт, чувство неловкости и тревоги, которое может от мимолетных неприятных ощущений, описанных Делакруа, дойти до распада личности, до раздвоения, т. е. до того, что испытал Керженцев. Человек и его отражение перестают «быть солидарными», взаимосвязанными, они перестают действовать заодно; их дивергенция, то есть их расхождение перед зеркалом, становится столь явной, что зеркальное изображение освобождается, и, когда процесс освобождения достигает наивысшей точки, оно уже не воспринимается как оптический феномен, а воспринимается как грозный конкурент.

Перейти на страницу:

Все книги серии Культура повседневности

Unitas, или Краткая история туалета
Unitas, или Краткая история туалета

В книге петербургского литератора и историка Игоря Богданова рассказывается история туалета. Сам предмет уже давно не вызывает в обществе чувства стыда или неловкости, однако исследования этой темы в нашей стране, по существу, еще не было. Между тем история вопроса уходит корнями в глубокую древность, когда первобытный человек предпринимал попытки соорудить что-то вроде унитаза. Автор повествует о том, где и как в разные эпохи и в разных странах устраивались отхожие места, пока, наконец, в Англии не изобрели ватерклозет. С тех пор человек продолжает эксперименты с пространством и материалом, так что некоторые нынешние туалеты являют собою чудеса дизайнерского искусства. Читатель узнает о том, с какими трудностями сталкивались в известных обстоятельствах классики русской литературы, что стало с налаженной туалетной системой в России после 1917 года и какие надписи в туалетах попали в разряд вечных истин. Не забыта, разумеется, и история туалетной бумаги.

Игорь Алексеевич Богданов , Игорь Богданов

Культурология / Образование и наука
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь
Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

Париж первой половины XIX века был и похож, и не похож на современную столицу Франции. С одной стороны, это был город роскошных магазинов и блестящих витрин, с оживленным движением городского транспорта и даже «пробками» на улицах. С другой стороны, здесь по мостовой лились потоки грязи, а во дворах содержали коров, свиней и домашнюю птицу. Книга историка русско-французских культурных связей Веры Мильчиной – это подробное и увлекательное описание самых разных сторон парижской жизни в позапрошлом столетии. Как складывался день и год жителей Парижа в 1814–1848 годах? Как парижане торговали и как ходили за покупками? как ели в кафе и в ресторанах? как принимали ванну и как играли в карты? как развлекались и, по выражению русского мемуариста, «зевали по улицам»? как читали газеты и на чем ездили по городу? что смотрели в театрах и музеях? где учились и где молились? Ответы на эти и многие другие вопросы содержатся в книге, куда включены пространные фрагменты из записок русских путешественников и очерков французских бытописателей первой половины XIX века.

Вера Аркадьевна Мильчина

Публицистика / Культурология / История / Образование и наука / Документальное
Дым отечества, или Краткая история табакокурения
Дым отечества, или Краткая история табакокурения

Эта книга посвящена истории табака и курения в Петербурге — Ленинграде — Петрограде: от основания города до наших дней. Разумеется, приключения табака в России рассматриваются автором в контексте «общей истории» табака — мы узнаем о том, как европейцы впервые столкнулись с ним, как лечили им кашель и головную боль, как изгоняли из курильщиков дьявола и как табак выращивали вместе с фикусом. Автор воспроизводит историю табакокурения в мельчайших деталях, рассказывая о появлении первых табачных фабрик и о роли сигарет в советских фильмах, о том, как власть боролась с табаком и, напротив, поощряла курильщиков, о том, как в блокадном Ленинграде делали папиросы из опавших листьев и о том, как появилась культура табакерок… Попутно сообщается, почему императрица Екатерина II табак не курила, а нюхала, чем отличается «Ракета» от «Спорта», что такое «розовый табак» и деэротизированная папироса, откуда взялась махорка, чем хороши «нюхари», умеет ли табачник заговаривать зубы, когда в СССР появились сигареты с фильтром, почему Леонид Брежнев стрелял сигареты и даже где можно было найти табак в 1842 году.

Игорь Алексеевич Богданов

История / Образование и наука

Похожие книги

Косьбы и судьбы
Косьбы и судьбы

Простые житейские положения достаточно парадоксальны, чтобы запустить философский выбор. Как учебный (!) пример предлагается расследовать философскую проблему, перед которой пасовали последние сто пятьдесят лет все интеллектуалы мира – обнаружить и решить загадку Льва Толстого. Читатель убеждается, что правильно расположенное сознание не только даёт единственно верный ответ, но и открывает сундуки самого злободневного смысла, возможности чего он и не подозревал. Читатель сам должен решить – убеждают ли его представленные факты и ход доказательства. Как отличить действительную закономерность от подтасовки даже верных фактов? Ключ прилагается.Автор хочет напомнить, что мудрость не имеет никакого отношения к формальному образованию, но стремится к просвещению. Даже опыт значим только количеством жизненных задач, которые берётся решать самостоятельно любой человек, а, значит, даже возраст уступит пытливости.Отдельно – поклонникам детектива: «Запутанная история?», – да! «Врёт, как свидетель?», – да! Если учитывать, что свидетель излагает события исключительно в меру своего понимания и дело сыщика увидеть за его словами объективные факты. Очные ставки? – неоднократно! Полагаете, что дело не закрыто? Тогда, документы, – на стол! Свидетелей – в зал суда! Досужие личные мнения не принимаются.

Ст. Кущёв

Культурология
60-е
60-е

Эта книга посвящена эпохе 60-х, которая, по мнению авторов, Петра Вайля и Александра Гениса, началась в 1961 году XXII съездом Коммунистической партии, принявшим программу построения коммунизма, а закончилась в 68-м оккупацией Чехословакии, воспринятой в СССР как окончательный крах всех надежд. Такие хронологические рамки позволяют выделить особый период в советской истории, период эклектичный, противоречивый, парадоксальный, но объединенный многими общими тенденциями. В эти годы советская цивилизация развилась в наиболее характерную для себя модель, а специфика советского человека выразилась самым полным, самым ярким образом. В эти же переломные годы произошли и коренные изменения в идеологии советского общества. Книга «60-е. Мир советского человека» вошла в список «лучших книг нон-фикшн всех времен», составленный экспертами журнала «Афиша».

Александр Александрович Генис , Петр Вайль , Пётр Львович Вайль

Культурология / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное