История зеркала

Зеркало обучало науке хороших манер. Присутствуя в описях посмертного имущества представителей благородного сословия, оно занимает место в системе общественной идентификации, основанной на «учтивости, любезности, галантности», на заботе о видимости и на строгих правилах приличий. Тема эта уже была составной частью дискурса (рассуждений и системы понятий) гуманистов эпохи Возрождения; в литературных произведениях того времени, в сонетах и так называемых блазонах (небольших поэмах), в трактатах на нравственные темы, в работах по медицине и трудах о воспитании тема зеркала получает развитие, там мы повсюду находим намеки на него и его воздействие.

По-прежнему для «легитимизации», т. е. для оправдания использования зеркала, прибегали к воззрениям и высказываниям Сократа, которые служили как бы порукой, своеобразной гарантией добропорядочности этого предмета; итак, зеркало почиталось верным свидетелем, в которое каждый смотрелся и в котором каждый рассматривал свою душу и прочитывал призыв к добродетели; зеркало, проповедовавшее постулат «познай самого себя», давало основные правила поведения в жизни и, следуя примеру античных философов, провозглашало также принцип любви к себе. Так, в одном из очень распространенных в ту эпоху трактатов Нанни Мирабелли под названием «Полиантея» (1503) автор в рубрике «Любовь к себе» принялся восхвалять зеркало и привел в качестве подтверждения правоты своих высказываний сентенцию Периандра, смысл коей сводился к следующему: «Не пренебрегай самим собой». Известное высказывание Пьера Грингора (1525), бывшее настолько популярным, что стало пословицей, содержало явный намек на эти воззрения, призывая человека к смирению и покорности: «Кто хорошо смотрится в зеркало, тот хорошо себя видит, кто хорошо себя видит, тот хорошо себя знает, кто хорошо себя знает, тот мало себя ценит». Из права смотреть на себя проистекает требование быть добродетельным в моральном плане и по отношению к другим.

Зеркало служило спутником аллегориям мудрости, осторожности и истины, систематизированным господином Цезарем Рипой в 1593 г. в соответствии с тем, как их изображали на протяжении столетия, а то и более. Зрение, являющееся точным восприятием и ощущением реальности, держит зеркало, иногда вкупе с циркулем, долженствующим олицетворять различные геометрические измерения, и тогда зеркало становится символом разума, рассудка, интеллекта⁴. В Италии и Испании философию всегда представляли в виде аллегорической фигуры с зеркалом, что содержало намек на Сократа, а отблески и отражения обозначали процесс мышления, происходящий в уме человека.

Опираясь на подобные доводы защиты и оправдания, апологеты зеркала стали приписывать ему активную воспитательную роль и роль создателя красоты. В соответствии с концептом неоплатонизма, красота физическая, являясь отражением или отблеском вечных форм, проистекает из красоты моральной. «Она есть не что иное, как блеск и величие лика и света Господа, отпечатавшийся на материальных, телесных существах»⁵. Таким образом получается, что зеркало должно прежде всего распространить вовне внутреннее, содержащееся в нем отражение, и оно вполне закономерно способно немного приукрасить отражаемое тело, немного «подправить» изображение, чтобы сделать из него «гармоничную композицию». Флорентиец Франческо Филелфе посвятил целую главу своего трактата о воспитании зеркалу, искусству украшения и взгляду на самих себя; снабдив свои наставления всяческими предостережениями относительно похотливости и проявлений сладострастия, он все же признает полезность применения зеркала: «В нем нет ничего нечестивого и грешного, если только оно способствует скромности и здоровью глаз»⁶. Далее в трактате содержится определенный запрет на излишнее стремление придать своему облику некую видимость красоты, и это стремление подвергается осуждению.

От зеркала духовного к зеркалу светскому, применяемому для украшения тела, путь был не прост, дело шло медленно, но верно, без особых толчков и прорывов, так что процесс этот напоминал медленный сдвиг, плавное скольжение, приводившее к слиянию, таким образом, что первое зеркало служило как бы оправданием для второго. Жиль Коррозе, вложивший зеркало в руки одного из учеников Сократа («Гекатомография»), превращает его в своих «Домашних блазонах» (т. е. в «Домашних поэмах») (1539) в главный предмет обстановки, дарующий домашнему очагу уют, ведь зеркало, светлое, сияющее, позволяет даме избавиться от пятен, пятнающих ее душу, избавиться от «некрасивости» души, позволяет ей сделать свое лицо более красивым и тем самым воспламенить любовь.

Беренгар (Беренгарий) Турский тоже настоятельно обращал внимание на то, что зеркало дает человеку возможность обратить свой взор на себя и производить всяческие операции по наведению красоты при совершении туалета. «Мудрое зеркало, которое привносит закон и порядок в красоту…»⁷