История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1

После отъезда этой редкой женщины, я погрузился в скуку, которая овладевает молодым человеком, чье сердце пусто. Я проводил весь день в моей комнате, делая краткие обзоры французских писем самого кардинала, который был так добр, что сказал мне, что находит мои выписки очень разумными, но что я, на самом деле, должен работать поменьше. Мадам Г. присутствовала при этом весьма лестном комплименте. Во второй раз, что я был у нее с визитом, она меня не замечала. Она на меня дулась. Услышав упрек кардинала на то, что я чрезмерно много работаю, она сказала ему, что я должен был работать, чтобы развеять мою тоску после отъезда донны Лукреции.

— Вы правы, мадам, я это весьма прочувствовал. Она была добра, и прощала меня, если я не мог часто заходить к ней. Впрочем, моя дружба в этом была не виновата.

— Я в этом не сомневаюсь, хотя кое-кто видит в вашей оде поэта влюбленного.

— Так не бывает, — сказал мой обожаемый кардинал, — что поэт пишет, не создавая впечатления влюбленности.

— Но если он именно таков, — ответила маркиза, — то нет нужды создавать впечатление.

С этими словами она вынимает из кармана мою оду и отдает ее С.Г., говоря, что она делает мне честь, что это маленький шедевр, признанный всеми умами Рима, и что донна Лукреция знает ее наизусть. Кардинал с улыбкой возвращает ей, говоря, что не питает склонности к итальянской поэзии, и что если она находит оду красивой, она могла бы доставить ему удовольствие и перевести ее на французский. Она ответила, что пишет по-французски только в прозе, и что любой перевод стихотворного произведения в прозе должен быть плох. Однако мне случается, — добавила она, глядя на меня, — сделать что-нибудь итальянскими стихами, без претензий.

— Я почел бы себя счастливым, мадам, если бы имел удовольствие полюбоваться какими-то из них.

— Вот, — говорит мне кардинал, — сонет мадам.

Я почтительно беру его, приготовившись читать, когда мадам велит мне положить его в карман, и вернуть ей на следующий день у Его Высокопреосвященства, хотя ее сонет и не стоит внимания.

— Если вы выходите утром, — говорит кардинал С.Г., — вы могли бы вернуть его мне, придя отобедать у меня.

— В таком случае, — замечает кардинал Аквавива, — он выйдет пораньше.

После глубокого реверанса, сказавшего все, я медленно удаляюсь и иду к себе в комнату, горя нетерпением прочесть сонет. Но прежде чем читать, я оглянулся на себя, на мое нынешнее положение, и тот большой путь, который, как мне казалось, я проделал на ассамблее этим вечером. Маркиза Г., которая делает мне самое ясное заявление, что интересуется мной, с ее величавым видом, не боится скомпрометировать себя, публично делая мне авансы. И кто осмелился бы порицать? Молодой аббат, такой, как я, очень незначительный, может рассчитывать только на ее протекцию, и она была заявлена, в принципе, тем, кто, не показывая этого, считает себя достойными иметь такие претензии. Моя скромность в этом предложении была очевидна для всех. Маркиза оскорбила бы меня, если бы сочла способным вообразить, будто она почувствовала склонность ко мне. Конечно, нет. Такое самомнение не в моей натуре. Это правда, что ее кардинал даже пригласил меня на обед. Сделал бы он это, если бы мог решить, что я нравлюсь его маркизе? Наоборот. Он пригласил меня пообедать с ним лишь после того, как осознал слова самой маркизы, что я тот человек, с которым стоит потратить несколько часов без всякого риска, но ничего, ничего особенного не представляющий. Не более того.

Зачем мне маскироваться от моего дорогого читателя? Он меня считает фатом, и я его извиняю. Я был уверен, что понравился маркизе; я поздравил себя с тем, что она сделала этот ужасный первый шаг, без которого я бы никогда не осмелился не только атаковать ее соответствующими средствами, но и вообще остановить на ней свой выбор. Я, наконец, не считал ее способной внушить мне любовь и стать в этот вечер достойной преемницей донны Лукреции. Она была красива, молода, исполнена ума, высоко образованна, начитана, и обладала влиянием в Риме. Я решил сделать вид, что не замечаю ее склонности, и начать на следующий день давать ей основания полагать, что я люблю ее, не смея надеяться. Я был уверен, что достигну всего. Это было предприятие, которому бы поаплодировал даже сам отец Жоржи. Я с удовольствием заметил, что кардинал Аквавива был весьма доволен тем, что кардинал С.К. пригласил меня, в то время как сам он никогда не оказывал мне такой чести.