Читаем История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1 полностью

Я прочел ее сонет, я нашел его хорошим, легким, простым, написанным превосходным языком. Маркиза написала похвальное слово прусскому королю, который в это время вступил во владение Силезией, по мановению руки. Мне пришло на ум спародировать его, сделав так, будто сама Силезия отвечает на сонет и жалуется, что Амур, автор этого сонета, осмеливается аплодировать тому, кто ее завоевал, хотя это был король, объявивший себя врагом любви. Невозможно человеку, пишущему стихи, отказаться от красивой мысли, пришедшей ему на ум. Моя мысль мне показалась превосходной, это главное. Я ответил, в тех же рифмах, на сонет маркизы и пошел спать. Утром я его подшлифовал, переписал набело и положил в карман.

Аббат Гама вышел к завтраку вместе со мной, сделав мне комплимент по поводу чести, оказанной мне С.К., но предупредив, чтобы я был настороже, потому что Его Высокопреосвященство очень ревнив. Я заверил его, поблагодарив, что мне нечего опасаться с этой стороны, потому что я не чувствую никакой склонности к маркизе. Кардинал С.К. принял меня с видом доброты, смешанной с достоинством, чтобы дать мне почувствовать милость, что он мне оказал:

— Каким вы нашли, — спросил он меня сначала, — сонет маркизы?

— Очаровательным, монсеньор, — вот он.

— Она очень талантлива. Я хочу вам показать десять ее стансов, в ее манере; но это под большим секретом.

— Ваше высокопреосвященство может быть в этом уверен.

Он открывает секретер и дает мне читать десять стансов, посвященных ему. Я не вижу в них огня; но образы хорошо набросаны и в страстном стиле. Это была любовь в чистом виде. Кардинал при этом проявил большое любопытство. Я спросил его, ответил ли он; он сказал, что нет, и спросил, смеясь, не мог бы я одолжить ему мое перо, но непременно под строжайшим секретом.

— За секрет, монсеньор, я отвечаю своей головой, но мадам заметит различие в стилях.

— У нее нет ничего от меня; а впрочем, я не думаю, что она считает меня хорошим поэтом. По этой причине ваши строфы должны быть сделаны так, чтобы она не смогла счесть их выше моих способностей.

— Я напишу их, монсеньор, и Ваше Высокопреосвященство будут судьей в этом вопросе. Если вы сочтете, что не в состоянии сотворить что-либо подобное, Ваше Высокопреосвященство их ей не передаст.

— Хорошо сказано. Не могли бы вы сделать это сразу?

— Сразу? Это не проза, монсеньор.

— Попробуйте дать их мне завтра.

Мы обедали в два часа, тет-а-тет, и мой аппетит был ему приятен. Он поздравил меня с тем, что я ел столько же, сколько и он. Я ему ответил, что он мне льстит, и я уступаю ему первенство. Я смеялся про себя над этим оригинальным характером, предвидя пользу, которую я мог бы извлечь, но тут появилась маркиза, которая, конечно, вошла без объявления. В первый момент она показалась мне совершенной красавицей. При ее появлении кардинал смеется, поднимаясь, чтобы сесть рядом с ней, но она не дает ему времени встать. Я остался стоять, что было в порядке вещей. Она говорит с умом о разных вещах; приносят кофе, и она, наконец, говорит мне, чтобы я сел, но так, как будто подает мне милостыню.

— Кстати, аббат. Читали ли вы мой сонет?

— Я даже вернул его монсеньору. Я им восхищался, мадам. Я нашел его столь удачным, что, я уверен, вы потратили на него много времени.

— Времени? — сказал кардинал, — вы ее не знаете.

— Без обиды, монсеньор, но оно того не стоит. Поэтому я не осмелился передать Вашему Высокопреосвященству ответ, который накатал за полчаса.

— Посмотрим, посмотрим, — говорит маркиза. Я хочу его прочитать.

«Ответ Силезии Амуру».

Это заглавие заставляет ее покраснеть. Она становится серьезной. Кардинал говорит, что речь не идет об Амуре.

— Подождите, — говорит мадам. — Следует уважать мысль поэта.

Она читает его очень хорошо. Она перечитывает. Она находит справедливыми упреки, сделанные Силезией в ее адрес, и объясняет кардиналу причину, почему Силезия должна быть недовольна королем Пруссии, который осуществил это завоевание.

— Ах! Да, да, — говорит кардинал, — потому что Силезия — это женщина… потому что король Пруссии, который… О! Действительно, мысль божественная.

Пришлось ждать некоторое время, пока иссяк смех Его Высокопреосвященства.

— Я непременно хочу скопировать этот сонет, — говорит он.

— Аббат, — говорит маркиза, улыбаясь, — избавит вас от заботы.

— Я ему буду диктовать. Что я вижу! Он сделал это вашими рифмами. Вы обратили на это внимание, маркиза?

Взгляд, который она мне подарила, окончательно влюбил меня в нее. Я увидел, что она хотела, чтобы я узнал кардинала так, как она его знала, и что я наполовину уже принадлежу ей. Я почувствовал, что готов. Окончив переписывать сонет, я их оставил. Кардинал сказал, что ждет меня к обеду на завтра.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Клуб банкиров
Клуб банкиров

Дэвид Рокфеллер — один из крупнейших политических и финансовых деятелей XX века, известный американский банкир, глава дома Рокфеллеров. Внук нефтяного магната и первого в истории миллиардера Джона Д. Рокфеллера, основателя Стандарт Ойл.Рокфеллер известен как один из первых и наиболее влиятельных идеологов глобализации и неоконсерватизма, основатель знаменитого Бильдербергского клуба. На одном из заседаний Бильдербергского клуба он сказал: «В наше время мир готов шагать в сторону мирового правительства. Наднациональный суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров, несомненно, предпочтительнее национального самоопределения, практиковавшегося в былые столетия».В своей книге Д. Рокфеллер рассказывает, как создавался этот «суверенитет интеллектуальной элиты и мировых банкиров», как распространялось влияние финансовой олигархии в мире: в Европе, в Азии, в Африке и Латинской Америке. Особое внимание уделяется проникновению мировых банков в Россию, которое началось еще в брежневскую эпоху; приводятся тексты секретных переговоров Д. Рокфеллера с Брежневым, Косыгиным и другими советскими лидерами.

Дэвид Рокфеллер

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ
Отмытый роман Пастернака: «Доктор Живаго» между КГБ и ЦРУ

Пожалуй, это последняя литературная тайна ХХ века, вокруг которой существует заговор молчания. Всем известно, что главная книга Бориса Пастернака была запрещена на родине автора, и писателю пришлось отдать рукопись западным издателям. Выход «Доктора Живаго» по-итальянски, а затем по-французски, по-немецки, по-английски был резко неприятен советскому агитпропу, но еще не трагичен. Главные силы ЦК, КГБ и Союза писателей были брошены на предотвращение русского издания. Американская разведка (ЦРУ) решила напечатать книгу на Западе за свой счет. Эта операция долго и тщательно готовилась и была проведена в глубочайшей тайне. Даже через пятьдесят лет, прошедших с тех пор, большинство участников операции не знают всей картины в ее полноте. Историк холодной войны журналист Иван Толстой посвятил раскрытию этого детективного сюжета двадцать лет...

Иван Никитич Толстой , Иван Толстой

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное