Читаем История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1 полностью

После его отъезда Беттина провела шесть часов очень тихо, и удивила всех нас, спустившись за стол с нами ужинать. Заверив отца, мать и брата, что она чувствует себя хорошо, она сказала мне, что будет дан бал на следующий день, и она придет утром, чтобы уложить мои волосы, как у девочки. Я поблагодарил её, говоря, что она была очень больна, и она должна поберечься. Она пошла в постель, и мы оставались за столом, говоря только о ней. Ложась спать, я нашел в своем ночном колпаке эту записку, на которую ответил, когда я увидел, что доктор заснул: Или Вы придёте на танцы со мной, одетый как девушка, или я устрою Вам такой спектакль, что Вы будете плакать .

Вот мой ответ: Я не пойду на бал, так как я полон решимости избежать любой возможности, чтобы оставаться наедине с Вами. Что касается печального спектакля, которым вы мне угрожаете, я считаю, у вас достаточно духу, чтобы сдержать слово, но я прошу Вас поберечь мое сердце, потому что я Вас люблю, как если бы вы были моей сестрой. Я простил вас, дорогая Беттина, и я хочу все забыть. Вот записка, которую Вы должны были бы быть рады видеть в ваших руках. Вы видите, что вы рисковали оставить её в сумочке на вашей кровати. Это возвращение должно убедить вас в моей дружбе.

Глава III

Беттина считает себя сумасшедшей. Отец Мансиа. Ветряная оспа. Мой отъезд из Падуи.

Беттина должна была быть в отчаянии, не зная, в чьи руки попала её записка, и я не мог бы дать ей большего заверения своей дружбы, чем избавив её от беспокойства, но моё великодушие, которое облегчило её горе, доставило ей другое, более сильное. Она увидела себя разоблаченной. Записка Кандиани показала, что она встречалась с ним каждую ночь: таким образом, басня, возможно, изобретенная, чтобы обмануть меня, становилась бесполезной. Я хотел её избавить от этого затруднения. Я пошел спать утром; и я дал ей прощение вместе со своим ответом.

Дух этой девушки завоевал мое уважение, я больше не мог презирать ее. Я смотрел на нее как на существо, соблазненное собственным темпераментом. Она любила человека и могла жаловаться только на сложившиеся обстоятельства. Желая увидеть вещи в истинном аспекте, я взглянул на свою роль – мальчика, размышляющего, но не влюбленного. Это ей надо было краснеть, а не мне. Мне оставалось только узнать, спали ли с ней также и оба Пельтрини. Это были два товарища Кандиани.

Беттина пребывала целый день в очень хорошем настроении. Вечером она оделась, чтобы пойти на бал, но внезапно недомогание, реальное или притворное, вынудило её лечь в постель. Весь дом был встревожен. Что касается меня, зная все, я ожидал новых сцен, все более грустных. Я одержал над ней верх, из-за чего её самолюбие не могло не страдать.

Несмотря на такую прекрасную школу, полученную мной еще до наступления юности, я продолжал бывать обманут женщинами, вплоть до шестидесяти лет. Двенадцать лет назад без помощи моего ангела-хранителя я бы женился в Вене на молодой ветренице, которая вскружила мне голову. Я думаю, что теперь я в безопасности от всех глупостей такого рода, но, увы! Это меня огорчает.

На следующий день весь дом был опечален, потому что демон, вселившийся в Беттину, опять завладел ею. Доктор сказал мне, что в её безумствах присутствовало богохульство, и поэтому она явно одержима, потому что не было впечатления, что под видом сумасшествия она просто поносит отца Просперо. Он решил обратиться к отцу Мансиа. То был известный экзорцист, якобит-доминиканец, у которого была репутация человека, никогда не терпевшего поражения при изгнании демонов.

Было воскресенье. Беттина хорошо пообедала и была не в себе весь день. К полуночи ее отец пришел домой, распевая Тассо, настолько пьяный, что не мог держаться на ногах. Он подходит к постели дочери и, нежно ее поцеловав, говорит ей, что она не сумасшедшая. Она отвечает, что он не пьян.

– Ты одержима, моя дорогая дочь.

– Да, мой отец, и вы единственный, кто может исцелить меня.

– Ну! Я готов.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное