Читаем История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1 полностью

Она сказала мне, что начинается малый Байрам, который продлится три дня, и она сможет прийти только на четвертый день. Это Пасха турок. Малый Байрам длится дольше, чем большой. Я провел эти три дня, наблюдая их обряды и непрерывные передвижения. В первую ночь после Байрама она сказала мне, держа меня в своих любящих руках, что она может быть счастлива, только принадлежа мне, и, будучи христианином, я мог бы купить ее, дождавшись в Анконе окончания их карантина. Я должен был ей признаться, что я беден, на что она вздохнула. На следующую ночь она сказала мне, что ее хозяин будет продавать ее за две тысячи пиастров, что она может дать их мне, что она девственница, и что я мог бы в этом убедиться, если бы тюк был побольше. Она сказала, что даст мне коробку с бриллиантами, из которых только один стоит две тысячи пиастров, и, продав остальные, мы могли бы жить спокойно, не опасаясь нищеты. Она сказала мне, что ее хозяин заметит пропажу коробки только после окончания карантина, и что он заподозрит любого, кроме нее. Я был влюблен в это создание, ее предложение меня беспокоило, но, проснувшись на следующий день, я больше не колебался. Она пришла на следующую ночь с коробкой, и когда я сказал ей, что не могу заставить себя стать соучастником воровства, она ответила, плача, что я не люблю ее так, как она любит меня, но что я истинный христианин. Это была последняя ночь. На следующий день, в полдень, начальник карантина должен был прийти и освободить нас. Прекрасная гречанка, полностью под влиянием своих чувств, и уже не в силах сопротивляться огню, сжигавшему ее душу, сказала мне, чтобы я встал, нагнулся, подхватил ее подмышки и вытянул ее всю на балкон. Что это за влюбленный, который смог бы противостоять такому приглашению. Голый, как гладиатор, я поднимаюсь, я наклоняюсь, я подхватываю ее подмышки, и, не прилагая усилий Милона из Кротона [56] , вытаскиваю ее наверх; когда я хватаю ее за плечи, я слышу голос стражника, который говорит мне, – «Что вы делаете?». Я отпускаю ее, она убегает, и я падаю на живот. У меня нет сил подняться, и я позволяю стражнику мне помочь. Он думает, что усилие меня убьет, но я хуже чем мертв. Я не поднимаюсь, потому что могу его задушить. Наконец, я иду спать, ничего ему не говоря, и даже не вернув на место настил. Приор пришел утром, объявив нас свободными. Уходя оттуда с сокрушенным сердцем, я увидел гречанку, утирающую слезы.

Я нанес визит на биржу вместе с фра СтефФано, где он оставил меня с евреем, которому я должен был выплатить арендную плату за сданную мне мебель. Я отвел его к францисканцам, где отец Лазари дал мне десять цехинов и адрес епископа, который, после карантина на границе Тосканы, будет в Риме, где я должен его разыскать. После расплаты с евреем и плохого обеда в гостинице, я направился на биржу, чтобы увидеть фра Стеффано. По пути я имел несчастье встретить капитана Альбана, который осыпал меня оскорблениями из-за моего багажа, который я якобы забыл у него. После того, как я успокоил его, рассказав всю, достойную сожаления, историю, я дал ему расписку, в которой подтвердил, что я не имею к нему претензий. Я купил себе туфли и синий редингот.

На бирже я сказал фра Стеффано, что хотел бы отправиться в Санта-Каса Нотр-Дам-де-Лоретто, что я буду его ждать три дня, а оттуда мы могли бы отправиться в Рим вместе пешком. Он ответил, что не собирался идти в Лоретто, и что я раскаюсь в том, что презрел покровительство святого Франциска. На следующий день я отправился в Лоретто, чувствуя себя очень хорошо. Я пришел в этот святой город без сил. Первый раз в жизни я сделал пятнадцать миль пешком, утоляя жажду только водой, потому что вареное вино сожгло мне желудок. Несмотря на свою бедность, я не выглядел как нищий. Жара была необычайная. При входе в город я встретил аббата, выглядевшего респектабельно, преклонного возраста. Видя, что он внимательно меня рассматривает, я снял шляпу и спросил его, где есть приличное общежитие. Он ответил: «Видя, что кто-то вроде вас идет пешком, я полагаю, что вы приехали по обету, чтобы посетить это святое место. Ella venga meco [57] . Он сворачивает и приводит меня к красивому дому. Переговорив на отдалении с хозяином, он приблизился, говоря с благородным видом: ella sarà ben servita [58] . Я подумал, что они приняли меня за другого, но решил покориться обстоятельствам. Меня провели в апартаменты из трех комнат, где спальня была увешана дамасским полотном, стояла кровать под балдахином и открытый секретер со всем необходимым для письма. Слуга дал мне легкий домашний халат, а затем вышел и вернулся с другим слугой, несущим за два ушка большой бак, полный воды. Его поставили передо мной, меня разули вымыли мне ноги.

Вошла очень хорошо одетая женщина в сопровождении слуги, несущего простыни, и, сделав скромный реверанс, приготовила постель.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное