История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1

Я дал им обед и общался с ними весь день. В пустом каземате девушки прыгнули мне на шею, думая, что я сейчас выдам им хорошее свидетельство моего постоянства, но, увы! Я только надавал им в изобилии поцелуев, делая вид, что опасаюсь, что кто-то войдет.

Я написал своей матери, в каком месте держали меня до прибытия епископа, и она ответила, что написала г-ну Гримани и выразила уверенность, что я буду освобожден в самом скором времени, а что касается мебели, которую продал Раццетта, она сказала, что г-н Гримани обязался оставить наследство после смерти моему брату. На самом деле, это оказался обман. Это наследство было передано лишь тринадцать лет спустя, и то в виде стеллионата[51]. Я расскажу в свое время об этом несчастном брате, который умер в нищете в Риме двадцать лет назад.

В середине июня симариоты были отправлены в Левант, в форте остался гарнизон из ста инвалидов, и я, скучая в печали, пылал от гнева. Стояла сильная жара, и я написал г-ну Гримани, чтобы отправили мне два комплекта летней одежды, сказав ему, где они должны находиться, если только Раццетта их не продал. Я был удивлен, увидев через восемь дней этого человека входящим в комнату майора, в компании другого, которого он представил как господина Петрилло, знаменитого фаворита царицы всей России, только что прибывшего из Петербурга. Я знал его по имени, но вместо «знаменитый» он должен был о нем сказать «бесславный», и вместо «фаворит» он должен был назваться «клоун». Майор пригласил их садиться, и Раццетта, приняв из рук гондольера г-на Гримани пакет, передал его мне, говоря, — «Вот тряпки, что я принес тебе». «Придет день, — ответил я, — когда я принесу тебе Ригано». Так называлось платье осужденных на галеры. При этих словах наглец посмел поднять палку, но майор заставил его окаменеть, спросив, не хочет ли он провести ночь в кордегардии. Петрилло, который не произнес при этом ни слова, сказал затем мне, что сожалеет, не найдя меня в Венеции, потому что я бы отвел его в бордель. «Мы бы нашли там твою жену» — ответил я ему. «Я запомнил твою физиономию, — ответил он, — ты будешь повешен». Затем майор встал, говоря, что у него есть дела, и они ушли. Он заверил меня, что на следующий день принесет свои жалобы «Знатоку письменности». Но после этой сцены я стал серьезно думать о разработке проекта мести.

Форт Сант-Андре был окружен водой, и ни один часовой не мог видеть мои окна. Лодка могла подойти под мое окно, так чтобы я из него спустился, меня бы высадили в Венеции в ночное время и отвезли обратно в форт, прежде чем наступит день, и после того, как я сделаю свой ход. Нужно было найти лодочника, который, чтобы заработать денег, нашел в себе мужества, рискуя попасть на галеры. Среди нескольких, привозивших в форт провизию, один, которого звали Блез, привлек мое внимание. Когда я сделал ему свое предложение, посулив цехин, он обещал ответить в течение следующего дня.

Затем он сказал, что готов. Он узнал, не являюсь ли я важным заключенным. Жена майора ему сказала, что я заключен под стражу из-за шалости.

Мы договорились, что он будет в начале ночи под моим окном на своей лодке, с длинным шестом, таким, что я смогу его схватить и по нему выскользнуть наружу.

Он был точен. Когда мы с ним поплыли, ночь была темная, море высокое и ветер дул навстречу.