История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 1

После обеда, поднявшись с ним в донжон форта, я указал ему на двухвесельную гондолу, причалившую к малой двери. Посмотрев в подзорную трубу, он сказал, что это его жена пришла повидать его вместе с дочерью. Мы пошли им навстречу. Я увидел женщину, которая могла бы заслуженно занимать высокое положение, и крупную девочку четырнадцати-шестнадцати лет, как мне показалось, необычной красоты. Светлая блондинка, с большими голубыми глазами, орлиным носом и прекрасным ртом, растянутым в улыбке, что позволяло рассмотреть два ряда превосходных зубов, белых, как и ее лицо, белизну которого не мог скрыть алый румянец. Ее талия, казавшаяся обманчиво тонкой, и ее шея, очень полная, позволяли любоваться сверху роскошным постаментом, на котором виднелись только два разделенных маленьких розовых бутона. Это был новый жанр красоты, подчеркнутый ее худобой. Восхищенные созерцанием этой очаровательной, полностью открытой, груди, мои ненасытные глаза не могли от нее оторваться. Моя душа в одно мгновение отдала бы ей все, чего бы она ни пожелала. Я поднял глаза на лицо девушки, которое своей улыбкой, казалось, говорило мне: вы увидите здесь, через год или два, все, о чем вы мечтаете. Она была элегантно одета по моде того времени, с большими фижмами, в костюме благородных девиц, которые еще не достигли зрелости, но молодая графиня по виду была уже взрослой. Я никогда не видел груди девицы благородного звания с меньшим убранством: мне казалось, что показано больше, чем позволено смотреть, в месте, где не было ничего, и это притягивало взгляд. Беседа по-немецки между мадам и месье кончилась, настал мой черед. Меня представили самыми лестными словами, и мне сказали все, что можно сказать самого изящного. Майор счел своей обязанностью проводить графиню осмотреть форт, что я нашел не соответствующим моему низкому статусу. Я предложил руку мадемуазель, майор с матерью нам предводительствовали. Граф остался в своей комнате. Будучи обученной обхождению с дамами лишь по старой венецианской моде, мадемуазель пропустила меня слева. Я постарался прислуживать ей самым благородным образом, положив руку ей подмышку. Она отодвинулась, громко смеясь. Мать повернулась, чтобы узнать, над чем она смеется, и я встал, осужденный, слыша ее ответ, что я щекотал подмышкой.

«Вот, — сказала она, — каким образом воспитанный господин подает руку».

Сказав это, она проводит свою руку под моей правой рукой, которую я по-прежнему держу не согнутой в локте, делая все возможное, чтобы вернуть себе самообладание. Молодая графиня, между тем, составила проект развлечься за мой счет, сделав из меня дурачка, как это делают из всех новичков, обратив меня в прах. Она начала мое обучение, стараясь округлить мне руку, в то время как я выпрямился, выпав таким образом из предписанного ею рисунка. Я признался, что не умею рисовать, и спросил ее, умеет ли она. Она сказала, что училась, и что она покажет мне, когда я пойду посмотреть на «Адама и Еву» шевалье Либери, которых она скопировала, и которых учителя находят прекрасными, хотя и не знают, что это ее рисунок.

— Почему вы скрыли?

— Потому что эти две фигуры слишком обнаженные.

— Мне не интересен ваш Адам, но очень — ваша Ева. Она меня заинтересует, и я сохраню ваш секрет.

Ее мать снова повернулась, заинтересованная ее смехом, и я снова проявил неловкость.

В тот момент, когда она захотела научить меня подавать руку, я увидел, что смогу сыграть в этом проекте большую партию. Найдя меня таким новичком, она решила, что может сказать мне, что ее Адам был гораздо красивее, чем ее Ева, потому что у него она не допустила никакой мускулатуры, как ее не видно у женщины. Это, по ее словам, фигура, у которой не видно ничего.

— Но это, положительно, то «ничего», что меня интересует.

— Поверьте мне, что такой Адам вам понравится больше.