Я прибыл в Рим с семью паоли в кармане. Ничто меня не остановило, ни прекрасный вход на площадь Тополиных ворот, которые невежество зовет дель Пополо, ни порталы церквей, ни все то, что есть величественного при первом взгляде на этот превосходный город. Я направился в Монте Магнанаполи, где, согласно адресу, я должен был отыскать моего епископа. Мне сказали, что уже десять дней как он уехал, оставив распоряжение, согласно которому меня должны были отправить за его счет в Неаполь, по указанному для меня адресу. Повозка отправлялась на следующий день. Я не собираюсь осматривать Рим, ложусь в постель и остаюсь там до самого отъезда.
Я прибыл в Неаполь шестого сентября. В дороге я ел, пил и спал с тремя крестьянами, моими товарищами, не перемолвившись с ними ни словом.
Сойдя с повозки, я прошу отвести меня по означенному адресу, но епископа там нет. Я иду к францисканцам, и мне говорят, что он уехал в Марторано, и все мои старания бесполезны. Он не оставил относительно меня никаких распоряжений. Итак, я в большом Неаполе, с восемью карлино[64]
в кармане, не зная, где преклонить голову. Несмотря на это, моя судьба зовет меня в Марторано, и я хочу туда идти. Расстояние всего-то двести миль. Я нашел возчиков, которые отправляются в Козенца, но когда они узнают, что у меня нет поклажи, они не хотят меня брать, если я не заплачу авансом. Я нахожу, что они правы, но мне нужно в Марторано. Я решил, что идти пешком, нагло испрашивая пропитания повсюду, как фра Стеффано, я не сумею. Я потрачу два карлино на еду и у меня еще останется шесть. Определившись, что мне надо двигаться по дороге на Салерно, я через полтора часа добираюсь до Портичи. Ноги несут меня в трактир, я занимаю комнату и заказываю ужин. Обслуживание прекрасное, я ем и ложусь спать, и сплю очень хорошо. На следующий день я встаю и иду осматривать королевский дворец, сказав хозяину, что буду обедать. Войдя в королевский дворец, я вижу человека с приятным лицом, одетого по-восточному, который говорит мне, что если я хочу увидеть дворец, он мне все покажет, и таким образом я сэкономлю свои деньги. Я соглашаюсь, сердечно его поблагодарив, и он ведет меня. Сказав ему, что я венецианец, слышу в ответ, что он ксантиот[65] и, стало быть, мой подчиненный. Я принимаю комплимент, отвечая ему некоторым реверансом.— У меня есть, сказал он, отличные мускатные вина из Леванта, которые я могу продать вам дешево.
— Я мог бы их купить, но надо подумать.
— Какой сорт вы предпочитаете?
— Сериго.
— Вы правы. У меня есть отличное, и мы попробуем его за обедом, если вы хотите, чтобы мы вместе пообедали.
— Что ж, с удовольствием.
— Я бываю на Самосе и Кефалонии. У меня есть много минералов, купорос, киноварь, сурьма и сто кинталов ртути.
— Все это здесь?
— Нет, в Неаполе. Здесь только мускат и ртуть.
— Я куплю также ртуть.
Как это бывает в природе вещей — без всякого намерения обмануть молодой человек, которому внове нужда, который ее стыдится, разговаривает с богатым человеком, не знающим его, и говорит о том, чтобы что-то купить. Я вспоминаю, что при амальгамировании ртути со свинцом и висмутом ртуть вырастает в объеме на четверть. Я ничего не говорю, но думаю, что если грек не знает этой алхимии, я мог бы на нем заработать денег. Я чувствовал, что надо исхитриться. Я видел, что если я буду предлагать ему продать мой секрет с налету, он им пренебрежет; я должен сначала показать ему чудо увеличения, со смехом, и подвести его самого к этой мысли. Обман это порок, но честная уловка — это разумная осторожность. Это порядочно. Это похоже, действительно, на мошенничество, но это необходимый шаг. Тот, кто не умеет этим пользоваться, — дурак. Такая осмотрительность по-гречески называется
Осмотрев дворец, мы направились в трактир. Грек ведет меня к себе в комнату, где заказывает хозяину подготовить стол на двоих. В соседней комнате стоят большие бутыли с мускатом и четыре, заполненные ртутью, в каждой из которых — по десять фунтов. Держа в голове свой замысел, я спрашиваю его о цене одного флакона ртути, и отношу его к себе в комнату. Он выходит по своим делам, говоря, что мы встретимся за обедом. Я также выхожу и иду купить два с половиной фунта свинца и столько же висмута. У аптекаря больше не нашлось. Я возвращаюсь к себе в комнату, прошу у хозяина большие пустые бутыли и делаю свою амальгамацию.