История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10

Приглашенный к Томатису, я не мог с ними обедать; но, любопытствуя относительно богомолки, сказал, что буду у них ужинать, и что оплачу расходы сверх обычного; они дали мне превосходный ужин, за мои деньги, разумеется, попивая доброе бургундское, которое Мерси смаковала впервые. К концу ужина, когда она вышла из комнаты, чтобы куда-то пойти, я сказал тетушке, что ее племянница очаровательна, и что очень жаль, что она такая грустная. Она мне ответила, что та наверняка изменит свой характер, или недолго останется в их лавке.

– Она такая со всеми мужчинами?

– Со всеми.

– Она никогда не любила?

– Она так говорит, но я этому не верю.

– Я удивлен, что она спокойно спит, зная, что в шести шагах от нее находится мужчина.

– Она не боится.

Она возвращается и желает нам спокойной ночи, я предлагаю ее поцеловать на ночь, она уклоняется и, чтобы свободно раздеться, ставит перед дверью кабинета кресло, которое должно помешать мне видеть ее в рубашке. Они уходят, я также ложусь, находя такое положение невыносимым и даже ненормальным, потому что Мерси знает, должна знать, что имеет право понравиться. Несмотря на это, я ложусь спокойно, и утром, при моем пробуждении, я ее не вижу. Мне хотелось поговорить с ней с глазу на глаз и принять решение в зависимости от того, что она мне скажет; но я не знал, как к ней подступить. Между тем, торговец воспользовался моим предложением, принося ко мне заклады и получая за них процент. Я предоставлял ему это преимущество, ничем не рискуя, я был этому очень рад, и, как он сам, так и его жена говорили, что счастливы, что убедили меня продолжать у них жить. Я же решил продолжать игру в их собственных интересах.

На пятый или шестой день я проснулся раньше Мерси, встал, надев на себя только домашнее платье, но через мгновенье она проснулась и, видя, что я направляюсь к ней, спросила, чего я хочу. Я ответил, присев на ее кровать с очень ласковым и добрым видом, что хочу только пожелать ей доброго утра и немного поболтать с ней. Она была завернута в свою простыню, как будто было очень жарко; но хотя ее кровать была очень узкая, это не могло помешать мне протянуть мои руки к ней. Я прошу, сжимая ее, позволить мне ее обнять, и она резко отклоняется. Ее тон меня раздражает, я просовываю свои руки снизу под ее простыню и быстро провожу по ее ногам, вплоть до самого важного места. Мерси мгновенно достает свою руку наружу и сжатым кулаком наносит мне удар в нос, прекращая мои нежности. У меня сразу же обильно идет кровь, превосходно приводя меня в себя, я отступаю и умываюсь холодной водой, пока кровь не останавливается, а Мерси в это время одевается и спускается вниз.

Когда я остановил кровь, у меня остался след удара, от которого мое лицо выглядело ужасно. Я зову через окно парикмахера, который живет там же внизу, он наскоро меня причесывает, укладывает мои волосы в кошелек и уходит. Торговка поднимается, чтобы показать мне форелей, и удивлена, видя меня обезображенным. Я объясняю ей причину, мягко, не жалуясь и наоборот, признавая свою ошибку. Я плачу за форелей и ухожу, не слушая ее причитаний. Я иду, прикрывая свою физиономию платком, в дом напротив, откуда, как я видел из окна накануне, уехала миледи герцогиня Ричмонд. Половина апартаментов, говорит мне хозяин, сдана итальянскому маркизу, который прибудет из Льежа; он предлагает мне другую половину, и я ее беру. Я беру также местного слугу и иду сразу же забрать все мои вещи от льежки, не обращая внимания на ее не только просьбы, но и слезы. То, что она мне говорит, впрочем, никак не может меня переубедить, так как, обещая, что я больше не увижу Мерси, она оправдывает и Мерси, упрекая меня, допуская, как она и должна была бы сделать, что я захотел ее пощупать, и, что более разумно, предлагая высечь грубиянку.

Я иду в мое новое жилище, где у меня две комнаты и кабинет. Англичанин заверяет меня, что уберет последствия удара у меня на лице в течение часа и синяк – за двадцать четыре часа, и предоставив ему возможность действовать, я получаю обещанное. Он протирает меня винным спиртом. Стыдясь показываться в таком состоянии, я провожу день у себя. Торговка приходит в полдень принести мне моих форелей и, заверяя, что Мерси раскаивается до слез, что так со мной обошлась, она обещает мне, что если я вернусь, девушка выдаст мне любое удовлетворение, какого я могу пожелать.

– Вы же понимаете, что если я так сделаю, мое приключение станет достоянием публики, что сделает меня смешным и, кроме того, нанесет ущерб чести вашего дома и самой вашей племянницы, которая не будет уже считаться благочестивой.