История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 10

Когда я увидел, что она хорошо размещена, и убедился, что ничего не упущено, я вернулся к себе, и на следующий день я перевез к брату все свое имущество; но пока Шарлотта жила в лечебнице, я поселился у брата только чтобы ночевать. Я приходил к ней в девять часов утра и уходил в час ночи. Тринадцатого октября Шарлотту охватила горячка, которая больше ее не покидала. Семнадцатого она разрешилась мальчиком, в моем присутствии, самым счастливым образом, и утром акушерка, по срочному приказу Шарлоты, отнесла его в церковь, чтобы крестить, именем, которое Шарлотта дала ему сама, написав его собственной рукой. Жак (это мое имя) Шарль (это его) сын Антуана ла Кроче и Шарлотты ХХХ (она дала свое настоящее имя). По возвращении из церкви, она потребовала, чтобы м-м Ла Маре отнесла его лично в приют «Найденных детей», завернув ему в пеленки сертификат его крещения и места, где он родился, и у кого. Я тщетно пытался убедить ее оставить мне заботу о нем. Она говорила, что если ребенок жив, не будет ничего легче для его отца, чтобы забрать его из госпиталя, где она его помещает. В тот же день 18 октября акушерка передала мне следующий сертификат, который я сохраняю:

«Мы, Ж. Ватист Дориваль, королевский советник, комиссар в Шатле Парижа, старший исполнитель полиции в квартале Ситэ, свидетельствуем, что по нашему указанию отнесли в «Найденных детей» ребенка, новорожденного мальчика возрастом в один день, принесенного с улицы Фобур Сен Дени акушеркой Ламарр, завернутого в пеленки, в которых находится сертификат, содержащий, что он был крещенв тот же день в Сен-Лорен под именем Жак Шарль, сын Антуана ла Кроче и Шарлотты ХХХ. По случаю чего мы выдали настоящий сертификат в нашем отеле на улице Мармюзет, Ситэ, сегодня, 18 октября 1767 года в семь часов вечера. Дориваль».

Если есть читатель, интересующийся узнать имя матери, я предоставляю ему возможность это сделать. После этого похода, я больше не покидал места у кровати Шарлотты ни днем ни ночью. Горячка, которая ее больше не покидала, несмотря на заботы врача Пети, привела ее к кончине, в моем присутствии, 26 того же месяца, в пять часов утра. Перед тем, как закрыть свои прекрасные глаза, за час до кончины, она дала мне последнее «прости», сама сказав, что оно последнее, и, прежде чем отпустить мою руку, она поднесла ее к своим губам, в присутствии священника, который исповедал ее в полночь. Слезы, которые я лью сейчас, когда описываю это, очевидно, последние, которыми я отдаю дань памяти этому очаровательному созданию, жертве любви и человека, который еще живет и который, кажется, призван плодить несчастных, чтобы следовать своей жестокой судьбе.

Утопая в слезах, я сидел у кровати Шарлотты, ставшей трупом, не слушая акушерку, которая старалась убедить меня спуститься к ней. В полдень я увидел моего брата и его жену, которые не видели меня восемь дней. Видя сцену и мои слезы, они не могли удержать своих. Они вынуждены были оставить меня там. Я там спал, и я вышел оттуда только тогда, когда подняли Шарлоту, чтобы нести ее на кладбище, и получив через два часа следующий сертификат. Вот его копия:

«Извлечено из регистров кладбища церкви С.-Лорен, в Париже 27 октября 1767 года. Шарлота, двадцати семи лет, дочь ХХХ, скончавшаяся вчера на улице Фобур С.-Дени этого округа, была похоронена на кладбище этой церкви при содействии трех священников, в присутствии Клода Луи Амбезара, который и подписывается. Сверено с оригиналом и выдано мной, нижеподписавшимся, священником Безомбе». Накануне этого траурного дня мой брат получил несколько писем, которые ему принес почтальон. Я их не распечатывал. В момент, когда я покидал дом доброй акушерки, я их вскрыл, чтобы прочесть, и в первом, которое пришло из Венеции, написанное г-ном Дандоло, я нашел убийственную новость о смерти г-на де Брагаден. Источник моих слез иссяк. Это была весть о смерти человека, который в течение двадцати двух лет занимал место моего отца, живя сам с наибольшей экономией и влезая в долги, чтобы меня содержать. Его богатство было фидеикомисс, он не мог мне ничего оставить. Его мебель, его библиотека должны были быть проданы, чтобы частично удовлетворить кредиторов. Его два друга, которые были также и моими, были бедны. Я мог располагать только их сердцем. Эта ужасная новость сопровождалась обменным письмом на тысячу экю, которое покойный, предвидя свою неминуемую смерть, отправил мне за двадцать четыре часа до того, как отдал душу.