Читаем История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 11 полностью

— Есть только один француз, которого зовут граф д'Этуаль, который ждет свой багаж, и у которого хорошая лошадь, которую я хочу купить.

— Я советую вам подождать с покупкой этой лошади до завтра, но не говорите, от кого вы получили этот совет.

— Почему мне ждать?

— Я не могу сказать вам больше.

Этот Роллан был отец Терезы, которую я любил за девять лет до этой эпохи, и на которой мой брат Джованни женился в 1762 году, через год после моего отъезда. Читатель может об этом помнить. Он мне сказал, что мой брат в Риме, вместе с князем Белосельским, послом России при дворе Дрездена.

— Я полагал, что мой брат не мог приехать в Рим.

— Он здесь вместе с охранной грамотой, которую вдовствующая Выборщица от Саксонии выпросила у Святого Отца для своего министра. Он хочет, чтобы его снова судили по поводу его несчастного дела, и он делает ошибку, потому что, даже если его будут судить сотню раз, результат будет тот же, и он подвергнется такому же осуждению. Никто с ним не видится, все его избегают, сам Менгс не хочет его видеть.

— Значит, Менгс здесь? Я думал, что он в Мадриде.

— Он взял отпуск на год, но вся его семья в Мадриде.

— Мне нужна наемная карета на весь день, как и для иностранцев, с которыми мы остаемся здесь.

— Вы ее получите.

Получив все эти новости, достаточно неприятные, потому что я не хотел видеть ни моего брата, ни Менгса, я пошел лечь поспать до времени обеда. Меня разбудили в час обеда, и одновременно мне объявили о некоем человеке, который должен передать мне записку; это был слуга барджелло, который пришел забрать все, что принадлежит комедианту. Я передал ему все вместе с чемоданом.

За столом я рассказал обо всем, что сделал, сэру Б.М., и он обещал быть вместе со мной в девять часов. После обеда мы выехали в карете, собираясь осмотреть некоторые виллы, и затем, проводив Бетти в гостиницу, направились к барджелло, который сказал нам, что наш человек уже задержан, и что если мы хотим, его дела будут настолько плохи, что наверняка его приговорят к галерам. Сэр Б.М. сказал, что хотел бы сначала поговорить с ним, и барджелло дал нам все необходимые разъяснения, чтобы увидеться с ним завтра. Он сказал, что тому не стоило никакого труда во всем признаться, сказав также, посмеиваясь, что это была проделка, которая не могла привести ни к каким несчастным последствиям, так как мадемуазель поехала с ним по доброй воле. Он вернул ему его обменное письмо, к которому тот отнесся вполне безразлично; он сказал, что его настоящей страстью является игра в комедиях, но он при этом остается, тем не менее, порядочным человеком, а в том, что касается лошади, он волен ее продать, так как часы, которые он оставил за нее в заклад, стоят дороже. Я забыл рассказать барджелло, что часы принадлежат Бетти. Отсчитав пятьдесят римских экю этому бравому начальнику всей юстиции Рима, мы отправились ужинать с Бетти, которая получила, наконец, свой чемодан. Она была очень довольна, узнав, что мошенник в тюрьме, но захотела нанести ему визит. Мы пошли туда на следующий день после обеда. Барджелло дал нам адвоката, который составил нам записку, по которой заключенному предписывалось оплатить расходы по поездке и его аресту, и денежное вознаграждение персоне, которую он ввел в заблуждение, по крайней мере если он не докажет в течение шести недель свое графское происхождение, подтвержденное послом Франции, оставаясь все это время в тюрьме.

Мы нашли его с этой запиской в руке, которую ему перевели на французский. Первое, что он сказал, когда меня увидел, было, что я ему должен двадцать пять цехинов согласно пари, которое я проиграл, потому что он оставил Бетти спать со мной. Англичанин, которому все уже было известно, сказал, что в этом он ошибается, но сам он с ней спал. Комедиант, слыша английский акцент, спросил, не он ли любовник Бетти.

— Да, и если бы я догнал вас в дороге, я бы вас убил, потому что вы ее обманули, и вы всего лишь нищий комедиант.

— У меня три тысячи экю.

— Даю вам обязательство на шесть тысяч, если ваше письмо не фальшивое; но вы останетесь в тюрьме до прихода ответа, и если оно фальшивое, вы отправитесь на галеры.

— Я принимаю предложение.

— Я поговорю с адвокатом.

Мы оставили его там и направились к адвокату, потому что сэр Б.М., будучи уверен, что письмо фальшивое, хотел получить удовольствие, видя совратителя Бетти на галерах; но это условие не могло быть выполнено, так как комедиант согласен был дать письмо, но желал, чтобы ему давали по экю в день на жизнь в ожидании ответа.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное