История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 12

— Я это вижу, но вы также видите, что вы не можете жить в таком состоянии насилия. Вы должны решиться на что-то, вы должны разрубить этот узел мечом Александра. Вы должны, не сказав ей, поселиться в другом городе, где ей не придет, думаю, в голову вас искать.

— Это будет верное средство, но такое бегство очень затруднительно.

— Затруднительно? Вы смеетесь надо мной. Сделайте то, что я вам говорю, и я организую вам отъезд со всеми удобствами. Она узнает, что вы уехали, когда не увидит вас за ужином, она бросится к вам и вас не найдет.

— Я сделаю все, что вы мне скажете, и вы окажете мне услугу, которую я никогда не забуду. Страдание сведет ее с ума.

— Ох! Я начну с того, что запрещаю вам думать о ее страдании. Это единственное, что вам следует делать; все остальное — мое дело. Не хотите ли уехать завтра? Есть ли у вас долги? Нужны вам деньги?

— У меня достаточно денег и у меня нет долгов, но идея уехать завтра вызывает у меня смех. Мне нужно по меньшей мере три дня. Я должен получить послезавтра мои письма и я должен написать домой, где я буду.

— Я позабочусь забрать с почты ваши письма и отправить их туда, где вы будете, о чем вы будете знать в момент вашего отъезда. Положитесь на меня. Я направлю вас туда, где вам будет очень хорошо. Единственное, что вам следует сделать, это оставить ваш чемодан вашему хозяину, приказав ему передать его только мне…

— Так я и сделаю. Значит, вы хотите, чтобы я уехал без моего чемодана, и не хотите мне сегодня сказать, куда я поеду; это странно. Но я все сделаю.

— Не забывайте приходить ко мне обедать все эти три дня, и особенно, не говорите никому, что вы уезжаете.

Он сиял от радости. Я обнял его, поблагодарив за признание, которое он мне сделал, и за доверие, которое он мне оказал; мне показалось, что в одно мгновение он стал другим.

Гордый тем, что я сделал это доброе дело, и смеясь над гневом, с которым бедная Брижит обрушится на меня после бегства своего возлюбленного, я написал г-ну Дандоло, что через пять-шесть дней перед его глазами появится аббат-новарец, который передаст ему письмо от меня; я просил его найти ему комнату и приличное содержание, но по возможности недорого, так как этот благородный и полный достоинств человек небогат. Я приготовил другое письмо, которое аббат передаст ему лично. Назавтра аббат мне сказал, что Брижит далека от того, чтобы догадаться о его намерении, поскольку нашла его весьма влюбленным. Она хранит у себя все его белье, но он надеется его по большей части вернуть под каким-нибудь предлогом.

В день, назначенный для отъезда, он пришел ко мне в час, который я назвал ему накануне, принеся в саквояже то, что ему могло понадобиться в те четыре дня, что он должен был оставаться без чемодана. Я проводил его почтой до Модены, и после того, как мы пообедали, дал ему мое письмо, адресованное г-ну Дандоло, к которому обещал отправить завтра его чемодан. Он был приятно удивлен, когда узнал, что будет жить в Венеции, которую имел большое желание увидеть, и когда я заверил его, что джентльмен, к которому я его направляю, позаботится организовать его жизнь так, как он жил в Болонье. Убедившись, что он окончательно уехал, я вернулся в Болонью, где прежде всего забрал чемодан аббата у его хозяина, отправив его по почте на адрес г-на Дандоло в Венеции.

Назавтра, как и ожидал, я увидел у себя всю в слезах бедную покинутую. Это был случай проявить жалость ее душе. Я был бы жесток, если бы притворился, что не знаю причины ее отчаяния. Я прочел ей длинную проповедь, направленную на то, чтобы убедить ее, что в данном случае могу только ей посочувствовать, но что не должен покидать своего друга в этом случае, когда он стремится избежать женитьбы на ней. В конце апологии она бросилась передо мной на колени, чтобы умолить меня убедить его вернуться, обещая, что не будет говорить с ним более о браке, и чтобы ее успокоить, я сказал ей, что попытаюсь убедить его в этом. Я сказал ей, что он направился поселиться в Венеции, и, разумеется, она этому не поверила. Бывают случаи, когда человек, уверенный, что ему не поверят, должен говорить правду. Это обман, который должен быть оправдан самой строгой моралью. Двадцать семь месяцев спустя я увидел моего дорогого аббата Болини на моей родине. Я поговорю об этом, когда буду в том времени.