История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2

Этот человек, очаровательный, благородный, и притом богатый, вынужден был просить у Большого Совета доходной должности, и его назначили советником на остров Ксанту, но он направлялся туда с такой свитой, что на прибыль там нельзя было рассчитывать.

Этот знатный венецианец, Дольфин, такой, как я описал, не мог сделать карьеру в Венеции. Аристократическое руководство может дышать спокойно, лишь опираясь на фундаментальный принцип равенства между аристократами. Итак, невозможно судить о равенстве, хоть физическом, хоть моральном, иначе, чем по видимости, откуда следует, что гражданин, в случае, когда он не таков как другие, или хуже других и не хочет подвергаться преследованию, должен употребить все свое уменье, чтобы не казаться таковым. Если у него большой талант, он должен его скрывать; если он амбициозен, он должен притвориться, что пренебрегает почестями; если он хочет что-то получить, он не должен ничего просить; если у него красивое лицо, он должен его прятать: он должен держаться плохо, одеваться еще хуже, его наряд не должен быть изысканным, он должен свести к забавному все, что есть в нем странного, исполнять дурно реверансы, не хвастаться большими заслугами, не выделяться в искусстве, скрывать свой хороший вкус, не держать повара-иностранца; носить плохо расчесанный парик и быть слегка неряшливым. Г-н Дольфин-Буцентавр, не обладая ни одним из этих качеств, не мог сделать карьеру в своей родной Венеции.

Накануне моего отъезда я не выходил из дома мадам Орио. Она пролила слез больше, чем племянницы, и я пролил не меньше. Сотню раз в эту последнюю ночь они говорили мне, умирая от любви в моих объятиях, что они меня больше не увидят, и так и случилось.

Глава IV

Комическая встреча в Орсаре. Путешествие на Корфу. Пребывание в Константинополе. Бонневаль. Мое Возвращение на Корфу. Мадам Ф. Фальшивый принц. Мое бегство с Корфу. Мои сумасбродства на острове Казопо. Я попадаю под арест на Корфу. Мое скорое освобождение и мои триумфы. Мои успехи с мадам Ф.

Глупость служанки гораздо опаснее, чем злоба, и опасней для хозяина, потому что он может наказать злую, но никак – глупую: он должен ее отослать и учить жить. Моя использовала три тетради, содержавшие в подробностях то, что я собирался, в общем, здесь описать, как бумагу для хозяйственных надобностей. Она мне сказала, в качестве оправдания, что листы бумаги были использованы и исписаны каракулями, со множеством помарок, она решила, что они были оставлены для ее нужд, с отличие от чистых и белых, лежащих на моем столе. Если бы я хорошо подумал, я не впал бы в гнев; но первым действием гнева является как раз лишать разум способности мыслить. Хорошо еще, что она тратит на меня немного времени; « irasci celerem tamen ut placabilis essem» [11]

Потеряв время на то, чтобы сделать ей выговор, на который она слабо реагировала, и доказав ей, что она животное, очевидными аргументами, которые она отвергла как неубедительные, ничего на них не ответив, я счел за лучшее писать заново, в дурном настроении и, соответственно, очень плохо; это означает, что в хорошем настроении я должен писать достаточно хорошо; но мой читатель может этим утешиться, поскольку, подобно механикам, он выиграет во времени то, что потеряет в силе.

Итак, сойдя в Орсаре, пока загружали балласт в трюм нашего судна, поскольку чрезмерная его легкость ухудшала баланс, необходимый для плавания, я заметил человека, приятного на вид, который остановился, разглядывая меня с пристальным вниманием. Уверенный, что это не может быть кредитор, я решил, что его заинтересовало мое лицо, и, не сочтя это дурным, пошел своей дорогой, когда он подошел ко мне.

– Могу ли я спросить вас, капитан, вы в первый раз в этом городе?

– Нет, месье. Я здесь второй раз.

– Не было ли это в прошлом году? Но вы не были одеты как военный?

– И опять правда. Но мне кажется, что ваше любопытство отдает невежливостью.

– Вы должны меня за это извинить, месье, потому что оно – дитя моей благодарности. Вы – тот человек, которому я очень многим обязан, и я должен полагать, что бог направил вас в этот город вторично с тем, чтобы я с вашей помощью извлек еще большую пользу.

– Что же я сделал для вас и что еще могу сделать? Что-то я не могу понять.

– Будьте добры прийти позавтракать со мной у меня дома. Вот моя открытая дверь. Зайдите попробовать мой превосходный рефоско , и я вас уверю, после самого короткого рассказа вы поймете, что вы мой настоящий благодетель, и что я имею право надеяться, что вы вернулись с тем, чтобы возобновить свои благодеяния.

Не имея оснований считать этого человека сумасшедшим, я вообразил, что он хочет уговорить меня купить свой рефоско , и позволил отвести себя в его дом. Мы поднялись на второй этаж и вошли в комнату, где он меня оставил и пошел распорядиться о хорошем завтраке, который мне обещал. Видя весь арсенал хирурга, я сделал вывод, что это он и есть, и, увидев его возвратившимся, спросил об этом.