История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2

– У меня нет денег.

– Тогда продайте мне нож.

– Нет.

– Вы неправы, потому что теперь, как я вижу, я могу его у вас забрать. Однако я слишком порядочный человек, чтобы захотеть проделать с вами эту штуку.

– Вы можете забрать у меня мой нож? Я хотел бы в этом убедиться, потому что я ничего не понимаю.

– Прекрасно. Завтра у вас его не будет; но не надейтесь, что я вам его верну. Элементарный дух, которым я повелеваю, принесет мне его в мою комнату в полночь, и тот же дух скажет мне, где клад.

– Добейтесь, чтобы он вам это сказал, и этим вы меня убедите.

Я попросил перо и чернила, допросил в его присутствии мой оракул и заставил его ответить, что это находится рядом с Рубиконом, но вне города. Они не знали, что такое Рубикон; я сказал им, что это ручей, бывший когда-то рекой; они поискали в словаре и нашли, что это находится в Чезене. Я увидел, что они поражены. Я оставил их, чтобы дать им время немного подумать. Мне пришло в голову не только выманить пятьсот цехинов у этих бедных дураков, но и отправиться с молодым человеком за его счет в Чезену, к другому дураку, выкапывать клад, который, как тот думает, зарыт у него в погребе. Мне не терпелось сыграть роль магика.

С этой целью, выйдя из дома этого доброго человека, я направился в публичную библиотеку, где с помощью словаря написал этот образчик буффонной эрудиции: «Сокровище находится под землей на глубине семнадцати с половиной туазов на протяжении шести веков. Его стоимость достигает двух миллионов цехинов, он заперт в сундуке, том самом, который Готфрид Бульонский забрал у Матильды графини Тосканской в году 1081, когда хотел помочь императору Генриху IV выиграть битву с этой принцессой. Он закопал этот сундук там, где он теперь находится, перед тем, как идти осадить Рим. Григорий VII, который был великим магиком, зная, где находится этот сундук, решил сам его выкопать, но смерть оборвала его замысел. После смерти графини Матильды, в 1116 году, Гений, который распоряжается зарытыми сокровищами, выделил для этого семь стражей. В ночь полнолуния ученый философ сможет заставить его подняться на поверхность земли, окружив себя магическим кругом».

На другой день я, как и ожидал, увидел в своей комнате отца и сына. Я передал им историю сокровища, составленную мной, и в ответ на выраженное ими величайшее изумление сказал, что решил добыть сокровище и предлагаю им четвертую его часть, если они захотят купить ножны. В противном случае я повторил угрозу забрать нож. Комиссар сказал, что он определится, когда увидит ножны, и я обещал ему показать их завтра. Они ушли весьма довольные. Я провел день, сооружая чехол, в котором трудно было не увидеть нечто потешное. Я прокипятил большую подошву от ботфорта и проделал в ней отверстие, в которое должен был легко войти нож. Затем, потерев подошву песком, я придал ей необходимый вид античности. Комиссар был поражен, когда назавтра я пришел к нему и сказал достать нож. Мы пообедали вместе, и после обеда решили, что его сын проводит меня, чтобы представить хозяину дома, в котором находится сокровище; что я согласен принять вексель на тысячу римских экю, выписанный в Болонье на имя его сына, но что он перейдет ко мне только после того, как я извлеку сокровище, и что нож в ножнах поступит в мое распоряжение только тогда, когда он понадобится, чтобы завершить всю операцию. До того момента он будет все время находиться у сына, в его кармане.

Мы скрепили эти условия взаимными подписями и назначили отъезд на послезавтра.

В момент расставания отец благословил сына, сказав мне при этом, что он палатинский граф, и показав папский диплом о присвоении титула. Я обнял его и назвал графом, получив взамен вексель.

Накануне, сказав последнее «прости» Марине, ставшей добрым другом графу Арконати, и Баллетти, которого я рассчитывал увидеть в Венеции в будущем году, я отправился ужинать с моим дорогим О’Нейланом.

Утром я сел в экипаж и отправился в Феррару, затем в Болонью и в Чезену, где мы остановились на почте. На другой день очень рано мы отправились пешком к Георгу Франсиа, богатому крестьянину, хозяину сокровища, жившему в четверти мили от города, который не ожидал столь счастливого визита. Он обнял Капитани, которого знал, и, представив меня своей семье, отошел с ним поговорить о деле.

Первое, что я заметил и мгновенно определил как мое сокровище, была старшая дочь этого человека. Кроме того, я увидел некрасивую девочку-подростка, простоватого юношу, женщину-хозяйку и трех-четырех служанок.

Старшая дочь, которая мне сразу понравилась, и которую звали Женевьева, как почти всех крестьянок Чезены, услышав от меня, что ей, должно быть, лет восемнадцать, сказала очень серьезным тоном, что ей только четырнадцать. Дом стоял на открытом месте, имел четыреста шагов по периметру. Я с удовольствием отметил, что буду жить в хороших условиях. Единственное, что мне не понравилось, это неприятный запах, отравляющий воздух. Я спросил у жены Франсиа, откуда эта вонь, и она мне ответила, что это запах вымачиваемой конопли.

– За сколько денег вы ее продадите?