История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2

Очень удивленный тем, что Юсуф эмансипировался до того, что позволил мне беседовать со своей женой, я почувствовал себя свободнее, и подумывал пуститься в авантюру, но мне надо было увидеть ее лицо. Прекрасное одетое тело, голова которого была не видна, возбуждало лишь легко доступные желания, пламя, которое оно возбуждало, было подобно пламени от соломы. Я видел лишь элегантный и красивый симулякр, но я не видел в нем души, потому что легкий газ скрывал глаза. Я видел ее голые руки, форма и белизна которых ослепляли, ее кисти Алсинои dove ne nodo appar ne vena eccede (ит.)[18], и я представлял себе все остальное, что не могли скрыть мягкие складки муслина, облекающие живую поверхность, и все должно было быть прекрасным, но мне необходимо было видеть в ее глазах, что все, что я воображаю, есть в жизни. Восточная одежда показывает все, и более того, и не скрывает ничего из жадности, подобно глазури на вазе саксонского фарфора тактично оттеняющей расцветку цветов и фигур. Эта женщина не была одета в султанские наряды, но, как арконцы с Хиоса, носила юбку, не мешающую видеть наполовину ее ноги, форму ее бедер и структуру ее высоких ягодиц, продолжающихся, сужаясь, чтобы заставить меня любоваться тонкостью ее талии, затянутой широким голубым кушаком, вышитым серебряными арабесками. Я видел высокую грудь, чье медленное, порой неровное движение говорило мне, что эти чарующие холмы живые. Два маленьких полушария были разделены узким округлым промежутком, который казался небольшим молочным ручейком, предназначенным утолить мою жажду и накормить мои губы. Моя дерзкая рука, почти помимо воли, протянувшись в восхищении, собралась было откинуть вуаль, но она помешала этому, поднявшись на цыпочки и упрекнув меня голосом, столь же величавым, как и ее поза, что остановила мою вероломную дерзость.

– Разве ты заслуживаешь, – сказала она, – дружбы Юсуфа, если нарушаешь законы гостеприимства, оскорбляя его жену?

– Мадам, вы должны меня простить. Самый ничтожный из мужчин у нас может смотреть на лицо королевы.

– Но не срывать вуаль, что его покрывает. Юсуф за меня отомстит.

При этой угрозе я решил, что пропал, вскочил на ноги и сказал ей об этом, но она успокоилась, сказала мне снова сесть и села сама, скрестив ноги, так что беспорядок ее юбки дал мне на мгновенье увидеть ее прелести, которые меня совершенно бы опьянили, если бы это зрелище продлилось еще хоть мгновение. Между тем, я осознал свою ошибку и раскаялся в ней, пожалуй, слишком поздно.

– Ты разгорячен, сказала она мне.

– Еще бы, ведь ты меня сжигаешь.

Образумившись, я стал смотреть на ее руки, не думая больше о ее лице, когда она сказала: «Вот Юсуф». Он вошел, мы поднялись; он меня успокоил, я поблагодарил его, рабыня, что вышивала, вышла, и он поблагодарил жену за то, что составила мне добрую компанию. В то же время он подал ей руку, чтобы проводить в ее апартаменты. Когда она была уже в дверях, она подняла свою вуаль и, целуя мужа, позволила мне увидеть ее профиль, но сделала вид, что не заметила этого. Я следил за ней глазами до последней комнаты. Юсуф, обернувшись, сказал мне со смехом, что предложил жене пообедать с нами.

– Я думал, – сказал я ему, – что это Зелми.

– Это слишком бы противоречило нашим обычаям. То, что я сделал, это пустяки; но я не знаю ни одного порядочного человека, который был бы настолько дерзок, чтобы оставить свою собственную дочь наедине с иностранцем.

– Я полагаю, что твоя супруга красива. Красивей ли она, чем Зелми?

– Красота моей дочери радостная и характер нежный. София горда. Она будет счастлива после моей смерти. Тот, кто женится на ней, найдет ее девственной.

Когда я рассказал г-ну де Бонневаль об этом приключении и о большом риске, которому я подвергся, осмелившись поднять ее вуаль, он заметил:

– Нет, не было никакого риска, потому что эта гречанка хотела только посмеяться над вами, разыгрывая трагикомическую сцену. Думается мне, она была раздосадована, оказавшись наедине с новичком. Вы разыграли фарс во французском духе, в котором должны были сыграть роль мужчины. Какая нужда заставляла вас посмотреть на ее нос? Вы должны были перейти к существенному. Если бы я был молод, я решился бы отомстить ей и наказать моего друга Юсуфа. Вы дали ей плохое представление о качествах итальянцев. Самая осторожная турецкая женщина испытывает стыдливость только по отношению к своей физиономии; пока лицо прикрыто, она уверена, что не от чего краснеть. Я уверен, что эта жена Юсефа держит свое лицо прикрытым каждый раз, когда он хочет развлечься с ней.

– Она девственна.

– Это очень проблематично, потому что я знаю хиосцев; но они владеют искусством очень легко показаться таковыми.