История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 2

– Ах, дорогой друг! Там раскаленная печь. Как может твой палец там находиться и не сгореть в пламени, которое меня пожирает? Ах! Мой друг! Остановись. Сожми меня изо всех сил. Приблизься к самой гробнице, но не смей туда войти; ты можешь заменить ее всем, что у меня есть, моим сердцем, моей душой. Боже! Вот, сейчас… Прими это своими губами и дай мне твое.

Молчание было более продолжительным; но неполнота наслаждения приводила меня в отчаяние.

– Как ты можешь об этом сожалеть, – говорила она, – ведь это воздержание делает нашу любовь нескончаемой. Я люблю тебя уже четверть часа и сейчас люблю еще больше, чем вначале: я любила бы тебя меньше, если бы ты исчерпал наслаждение, утолив все мои желания.

– Ты обманываешься, моя дорогая, желания – это настоящее наказание, наказание, которое нас убивало бы, если бы надежда не смягчала его смертоносную силу. Адские кары, полагаю, состоят именно в тщетных желаниях.

– Но желания приходят всегда вместе с надеждой.

– Нет. В аду нет надежды.

– Тогда нет и желаний, потому что невозможно, если ты не сумасшедший, желать без надежды.

– Тогда ответь мне. Если ты желаешь быть вся моей, и если ты надеешься на это, как же ты можешь препятствовать своему собственному желанию? Ты должна перестать, дорогой мой друг, ослеплять себя софизмами. Станем же вполне счастливы и будем уверены – сколько бы мы ни завершали наши желания наслаждением, они возродятся вновь.

– То, что я наблюдаю, убеждает меня в обратном. Вот ты бодр. Если бы ты проник в роковую гробницу, знаю по опыту, ты бы не возродился больше к жизни или возродился только через длительное время.

– Ах, мой дорогой друг! Перестань, перестань, прошу тебя, ссылаться на свой опыт. Ты никогда не знала любви. То, что ты называешь своей гробницей, – это настоящий дом наслаждений: лишь пребывание там может придать им бессмертие. Это, наконец, подлинный рай. Позволь мне туда войти, мой ангел, и я обещаю тебе, что ты умрешь; но ты поймешь, что есть большая разница между этой смертью от любви и такой же смертью в браке. Если последнее – это облегчение в жизни, то в любви испускают дух от радости. Избавься от заблуждения, дорогая, и будь уверена, что после того, как мы вкусим полное наслаждение, мы снова полюбим друг друга.

– Прекрасно. Я хотела бы верить всему, что ты говоришь; Но подождем. В ожидании предадимся всем тем шалостям, что могут развлечь наши чувства; ограничим наши возможности. Съешь меня, но позволь мне также делать с тобой, что я хочу; И если эта ночь покажется нам слишком короткой, мы переживем это в уверенности, что наша любовь еще предоставит нам новую.

– А если наша взаимная любовь откроется?

– Разве мы делаем из этого тайну? Все видят, что мы любим друг друга; и те, кто полагает, что мы не достигли счастья, не должны начать думать иначе. Постараемся, чтобы нас никогда не застали на месте преступления; но небо и природа должны нас защитить; когда любят как мы – это не преступление. Сколько я себя знаю, я всегда была охвачена любовным чувством. Когда я видела мужчину, я испытывала наслаждение, видя существо, являющееся моей половинкой, рожденное для меня, как я рождена для него, и мне не терпелось соединиться с ним узами брака. Мне казалось, что то, что называют любовью, придет после соединения, и я была поражена, что мой муж, сделав меня женщиной, прояснил для меня положение вещей только через страдание, не возместив его никаким наслаждением. Я подумала, что мои представления из монастыря исходили из более значительного источника. Так случилось, что мы стали лишь добрыми друзьями, очень холодными, крайне редко ложащимися вместе и не интересующимися друг другом; несмотря на это, живущими довольно согласно, поскольку, когда он хочет меня, я всегда в его распоряжении; однако, поскольку рацион не приправлен любовью, он находит его безвкусным; он прибегает к нему, лишь когда испытывает в том потребность. Когда я поняла, что ты меня любишь, я этому обрадовалась и пользовалась любой возможностью влюбить тебя в себя еще больше, будучи уверенной, со своей стороны, что сама не полюблю тебя никогда; но когда я увидела, что ошибаюсь, и что тоже влюбляюсь в тебя, я стала дурно с тобой обращаться, как бы наказывая тебя за то, что чувствовала сама. Твое терпение и твое противодействие меня удивили, позволяя одновременно понять и мою неправоту, и после первого поцелуя я уже не была самой себе хозяйкой. Я не знала, что поцелуй может возыметь такие большие последствия. Я осознала, что могу быть счастлива, только сделав счастливым тебя. Это меня успокоило и понравилось, и я окончательно познала этой ночью, что счастлива только с тобой.

– Это, моя дорогая, самое тонкое из всех любовных ощущений, но ты не сможешь сделать меня вполне счастливым, если не решишься поселить меня здесь.

– Здесь – нет. Но в твоем распоряжении улицы и павильоны. Разве я не прелесть!