Через день после моего долгого предприятия с Мисс Кс. К.В. мой камердинер сказал мне, что некий молодой человек хочет передать мне письмо лично в руки. Я пригласил его войти и спросил, кто поручил ему передать письмо; он ответил, что я узнаю все, прочитав. Он сказал, что ему приказано ждать ответа. Я вскрыл письмо и прочел следующее:
«В два часа по полуночи мне необходимо спать. То, что мешает природе оказывать мне эту печальную помощь, это груз, отягощающий мне душу; это секрет, от которого я избавлюсь, лишь когда он перестанет быть таковым для вас, в данный момент – моего единственного друга. Я беременна, и мои обстоятельства ввергают меня в отчаяние. Я решилась вам написать, потому что чувствую, что никогда не решусь вам это сказать. Одно слово в ответ».
Любопытство заставило меня написать лишь эти пару слов: «Я приду к вам в одиннадцать часов».
Нет большего несчастья, чем когда несчастный теряет голову. Это доверие, оказываемое в письме, показало мне, что пошатнувшийся рассудок бедной Кс. К.В. нуждается в помощи; и я был очень рад, что она подумала обо мне раньше, чем о ком-то другом, даже если я должен погибнуть вместе с ней. Можно ли думать иначе, когда любишь? Но какая неосторожность – этот поступок! Надо либо говорить лично, либо скрывать. Чувство, которое заставляет несчастного предпочесть письмо слову, может быть только стыдом дурного свойства [37] , который, в сущности, есть не что иное как малодушие. Если бы я не влюблен в Мисс, мне было бы легче отказать ей в помощи письмом, чем устно. Но я был влюблен. Она должна была это учитывать, говорил я себе, и эта уверенность заставляла меня пойти навстречу ее горю. Если я смог бы ей помочь, я был уверен в вознаграждении, а это вознаграждение – что есть единственная цель для любого влюбленного мужчины!
Я встретил ее в дверях отеля.
– Вы выходите? Куда вы идете?
– На мессу к августинцам.
– Это какой-то праздник?
– Нет, но моя мать хочет, чтобы я ходила туда каждый день. Дайте мне руку. Мы поговорим в монастыре.
Ее горничная осталась в церкви, и мы туда вошли.
– Вы читали мое письмо?
– Да. Вот оно. Вы сожгите его.
– Не хочу. Вы его сожжете сами. Я беременна четыре месяца, я в этом уверена. Я в отчаянии. Я полагаюсь на вас. Речь о том, чтобы мне сделать аборт.
– Это злодеяние.
– Я знаю, но это не большее злодеяние, чем самоубийство. Приходится выбирать. Либо делать аборт, либо отравиться. У меня есть яд, все готово. Вот вы пришли, мой единственный друг, арбитр моей судьбы. Вы не сердитесь, что я предпочла вас шевалье Фарсетти?
Видя, что я ошеломлен, она останавливается, надвигает капюшон и осушает слезы. Мое сердце кровоточит.
– Оставляя в стороне вопрос о злодействе, дорогая Мисс, абортирование – процедура нам не подвластная. Если средства, используемые для этого, слабы, то эффект также слаб. Если они сильны, они грозят смертью самой беременной женщине. Я никогда не решусь стать вашим палачом; но я вас не покину. Ваше благополучие мне так же дорого, как ваша жизнь. Успокойтесь, и, начиная с этого момента, верьте, что я занимаюсь вашей ситуацией. Будьте уверены, что я вытащу вас из этой ситуации, и что вы не отравитесь. Пока лишь знайте, что едва я прочел ваше письмо, моим первым непроизвольным чувством было то, что в случае такой важности вы предпочли меня всем остальным. Вы не ошиблись. Среди физиков нет никого, кто знал бы эти вопросы лучше, чем я, и в Париже нет другого мужчины, который любил бы вас больше, чем я, и который больше бы старался быть для вас полезен в таком затруднении. Вы начнете завтра, не позднее, принимать снадобья, которые я вам принесу, и вы должны придерживаться самой большой секретности в этом деле, потому что речь идет о том, чтобы нарушить самые суровые законы. Это преступление, которое карается смертью. Вы, может быть, доверились вашей горничной, кому-то из сестер?
– Никому, дорогой друг, даже автору моего несчастья. Я трепещу, когда думаю о том, что скажут, что сделает моя мать, если она узнает, в каком положении я нахожусь, если догадается об этом, глядя на мою талию.
– Ваша талия вне подозрений, потому что она тонка.
– Она делается все менее тонкой, и поэтому нам следует сделать все быстро. Вы найдете мне хирурга, который меня не знает, и отведете меня к нему, когда будут думать, что я на мессе. Я дам пустить себе кровь столько раз, сколько вы скажете.
– Я не пойду на риск. Хирург может нас предать. Я сам пущу вам кровь. Это очень легко.
Я благодарна вам. Мне кажется, вы дарите мне жизнь. Я прошу вас только отвести меня к акушерке, у которой я хочу проконсультироваться. Мы легко можем туда пойти в первую ночь, когда дают бал в Опере, так что никто не заметит, как мы будем выходить из зала.
– Это не нужно, мой ангел. Это неосмотрительный поступок.
– Неважно, в этом огромном городе акушерки есть повсюду, и не может быть, чтобы нас узнали, тем более, мы можем надеть маски. Доставьте мне это удовольствие. Слова акушерки могут оказаться полезны.