История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 6

— Моя история очень короткая. Я родилась в Лионе. Мои мать и отец отвезли меня с собой в Лозанну, как я узнала от них самих, потому что сама этого не помню. Я знаю, что мне было четырнадцать лет, когда мой отец, бывший кучером у м-м д'Эрманс, умер. Эта дама взяла меня к себе, и через три или четыре года я поступила в услужение к миледи Монтегю в качестве горничной, и ее старый лакей Дюбуа на мне женился. Три года спустя я осталась вдовой в Виндзоре, где он умер. Воздух Англии вызвал у меня изнурение, я попросила отпуска у моей благородной хозяйки, которая мне его предоставила, оплатив мое путешествие и сделав значительные подарки. Я вернулась в Лозанну к моей матери, где поступила на службу к английской даме, которая меня очень любила и привезла бы меня с собой в Италию, если бы у нее не возникли подозрения относительно молодого герцога де Росбюри, который показался ей влюбленным в меня. Она его любила и заподозрила во мне соперницу. Она ошибалась. Она засыпала меня подарками и отправила к моей матери, где я два года занималась рукоделием. Г-н Лебель, метрдотель посла, спросил меня четыре дня назад, пойду ли я в услужение к итальянскому сеньору в качестве горничной, и сказал мне условия. Я согласилась, имея всегда желание увидеть Италию; это желание явилось причиной моего легкомыслия, я согласилась, и вот, я здесь.

— О каком легкомыслии вы говорите?

— О приезде моем сюда, не узнав предварительно о вас.

— Вы бы не приехали, если бы узнали обо мне заранее?

— Нет, разумеется, потому что здесь у меня не будет таких условий, как у других женщин. Вам не кажется, что вы не можете иметь горничную вроде меня, чтобы при этом не говорили, что вы держите меня для других целей?

— Я ожидал этого, потому что вы очень красивы, а я не выгляжу как осьминог, но я не обращаю на это внимания.

— Я бы тоже не обращала на это внимания, если бы мое состояние позволяло мне пренебрегать этими предрассудками.

— Иными словами, моя красавица, вы настроены вернуться в Лозанну.

— Не теперь, так как это доставит вам проблемы. Смогут подумать, что вы мне не понравились из-за слишком свободного поведения, и вы, быть может, составите обо мне ошибочное суждение.

— Что я подумаю? Прошу вас.

— Вы решите, что я хочу вас к этому расположить.

— Такое могло бы быть, так как ваш резкий и необъяснимый отъезд меня живо заденет. Но, тем не менее, я на вас сердит. При таком образе мыслей вы не можете ни добровольно остаться у меня, ни уехать. Но вам, однако, надо принять решение.

— Я его приняла. Я остаюсь, и я почто уверена, что не пожалею об этом.

— Ваше решение мне нравится; но есть одна трудность.

— Не будете ли вы добры мне ее объяснить?

— Я должен, дорогая Дюбуа. Не должно быть никакой печали и никаких щепетильностей.

— Вы никогда не найдете меня печальной; но пожалуйста, давайте объяснимся насчет слова щепетильность. По поводу чего вы ожидаете щепетильности?

— Мне это нравится. Слово щепетильность в обычном смысле означает суеверное негодование по поводу действий, которые предполагаются порочными, хотя на самом деле могут быть вполне невинны.

— Если действия вызывают во мне сомнение, я не склонна судить о них слишком сурово.

— Вы, полагаю, много читали.

— Я только и делаю, что читаю, потому что без этого мне скучно.

— У вас есть книги?

— Много. Вы понимаете по-английски?

— Ни слова.

— Жаль, потому что они бы вам понравились.

— Я не люблю романы.

— Я тем более.

— Мне это нравится.

— Отчего же, скажите пожалуйста, у вас так поспешно возникают романтические суждения?

— Вот это я тоже люблю. Такая игривость мне нравится, и я очарован возможностью вас тоже насмешить.

— Извините, что я смеюсь, но…

— Никаких но. Смейтесь и над тем и над этим, и вы не найдете лучшего средства мной управлять. Я нахожу, что вы для меня очень удачное приобретение.

— Я должна снова засмеяться, так как только от вас зависит увеличить мой заработок.

Я поднялся из-за стола, очень удивленный этой молодой женщиной, у которой имелось все, чтобы стать моей слабостью. Она рассуждала, и в этом первом диалоге она разделала меня вчистую. Юная, красивая, держится с элегантностью и с умом, — я не мог представить, куда она меня заведет. Мне не терпелось поговорить с г-ном Лебелем, который предоставил мне такую вещь. Собрав приборы и отнеся их в свою комнату, она явилась спросить, ставлю ли я папильотки под ночной колпак. Этим занимался Ледюк, но я с удовольствием отдал ей предпочтение. Она справилась с этим очень хорошо.

— Я предвижу, — сказал я ей, — что вы будете мне служить как миледи Монтегю.

— Не сразу. Но поскольку вы не любите огорчаться, я должна просить вас о милости.

— Просите, дорогая.

— Я не хотела бы служить вам в ванной.

— Как бы я мог об этом даже подумать! Это было бы слишком скандально. Это дело Ледюка.

— Прошу вас меня извинить, но я вынуждена попросить вас еще об одной милости.

— Говорите мне свободно все, чего вы хотите.

— Могу ли я поместить спать в моей комнате одну из дочерей консьержа?

— Клянусь вам, что если бы я задумался об этом хоть на минуту, я бы сказал вам об этом. Она в вашей комнате?

— Нет.