— Вы слишком торопитесь, прошу вас успокоиться.
Достаточно удовлетворенный тем малым, что она позволила мне делать, показывая при этом, как обычно, что готова уступить насилию, я должен принять во внимание возможность появления ее мужа, который как раз и входит, произведя предварительно некоторый шум. Она говорит ему, что убедила меня отложить свой отъезд на завтра. Он ей аплодирует и, говоря, что должен мне некоторый реванш, берет карты и, садясь по другую сторону от жены, использует ее как игральный стол. Все время отвлекаясь, я могу только проигрывать. Я останавливаюсь, только когда приходят сказать, что накрыли на стол. Мадам говорит, что, не успевая подняться, она будет обедать в кровати; ее муж говорит, что мы будем обедать вместе с ней, и я соглашаюсь. Он идет распорядиться насчет обеда, и, подвигнутый предстоящей новой потерей еще восемнадцати-двадцати луи, я говорю ей прямо, что уеду после обеда, если она не пообещает мне быть доброй в течение дня. Она отвечает, что ждет меня завтракать с ней завтра в девять, и что мы будем одни. Она дает мне достаточно любезные авансы, и я обещаю остаться.
Мы обедаем с ней, сидя рядом с ее кроватью; я отдаю, через Ледюка, распоряжение хозяину, что уеду только завтра после обеда, и вижу, что муж и жена довольны. Мадам желает подняться, я ее оставляю, пообещав, что вернусь через час играть с ней в пикет на сотню. Я отправляюсь к себе, чтобы взять денег, и встречаю Дезармуаза, который уверяет, что моему кучеру дали два луи, чтобы он взял вместо своей лошади больную. Я говорю ему, смеясь, что нельзя выиграть на одном и не потерять на другом, что я влюблен в м-м Z, и что я откладываю свой отъезд до того момента, пока не буду удовлетворен.
Я вернулся к ней и играл партию в пикет, по луи за сотню, до восьми часов. Я покинул их, под предлогом, что болит голова, заплатив десять-двенадцать луи и напомнив ей, что она должна ждать меня в постели в восемь часов, чтобы накормить завтраком. Я оставил ее в большой компании.
Я пошел в одиночестве к дому, где должен был говорить с М.М., при свете луны, волнуясь о результате этого посещения, от которого могла зависеть моя судьба. Испытывая некоторые подозрения о возможной ловушке, я положил в карманы надежные пистолеты и взял шпагу. В двадцати шагах от дома я вижу крестьянку, которая говорит, что монахиня не может спуститься ко мне, я должен сам подняться к ней в комнату, проникнув через окно. Она проводит меня позади дома и показывает лестницу, прислоненную к окну, через которое я должен пролезть. Не видя света, я остаюсь в нерешительности, но слышу голос М.М., говорящей мне: «Идите и ничего не бойтесь», из этого самого окна, которое, впрочем, расположено не слишком высоко, сомнения меня покидают, я поднимаюсь, вхожу и — я сжимаю ее в своих объятиях, осыпая поцелуями ее лицо. Я спрашиваю по-венециански, почему она не зажигает свечи, и прошу удовлетворить мое любопытство, рассказав всю историю этого события, которое кажется мне чудесным.
Но за всю свою жизнь я не был столь удивлен, как в тот момент, когда услышал голос — не голос М.М., — который отвечает мне, не по-венециански, но по-французски, что мне не нужно свечи, чтобы сказать ей то, что решил г-н де Ку сделать, чтобы вытащить ее из фатальной ситуации, в которой она оказалась.
— Я не знаю г-на де Ку; вы не та монахиня, которую я видел этим утром. Вы не венецианка.
— Несчастная! Я обманулась; но я та, что вы видели сегодня утром. Я француженка; я умоляю вас во имя бога хранить тайну и удалиться, потому что мне нечего вам сказать. Говорите тише, потому что если моя послушница, которая спит, проснется, я пропала.
— Не сомневайтесь в моей скромности. Меня ввело в заблуждение ваше поразительное сходство. Если вы не покажете мне свое лицо, я отсюда не уйду; извините меня за дерзкие знаки любви, которые я вам выдал, приняв за другую.
— Вы меня удивили. Значит я не та монахиня, к которой вы стремитесь! Я нахожусь в ужасном лабиринте.
— Если десять луи, мадам, смогут вам помочь, прошу вас принять их.
— Я благодарю вас, мне не нужны деньги. Позвольте даже, чтобы я вернула вам луи, который вы мне отправили.
— Я сделал подарок крестьянке, и вы меня еще больше удивили. Каково же ваше горе, что деньги не могут его излечить?
— Это, должно быть, бог направил вас мне на помощь. Вы, возможно, дадите мне добрый совет. Послушайте меня, это займет всего лишь четверть часа.
— Да, и с большим интересом. Присядем.
— Увы! Здесь нет ни стула, ни кровати.
— Говорите же.