История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 6

Говоря так, я вышел к лестнице, не слушая то, что она говорила, чтобы меня удержать. В дверях гостиницы я сказал портье, что уезжаю в три часа без всяких проволочек, и, находясь возле своего окна, она меня слышит. Я направился прямо к фонтану, где шевалье Z спросил меня, как себя чувствует его жена; я ответил, что оставил ее в ее комнате в добром здравии. Мы увидели ее полчаса спустя, с иностранцем, который только что прибыл, и которому г-н де Сен-Морис оказал хороший прием. М-м Z, как будто ничего не произошло, подошла от него ко мне и приняла мою руку. Посетовав на мое поведение, она сказала, что хотела только меня испытать, и что если я ее люблю, я должен отложить еще мой отъезд и прийти опять к ней завтракать завтра в восемь часов. Я ответил, что подумаю, держась спокойно, но серьезно. Я оставался таким и во время обеда, повторив два или три раза, что действительно уеду в три часа; но поскольку мне нужно было изобрести предлог, чтобы не уезжать, так как я договорился увидеться с монахиней, я дал себя уговорить сыграть в банк фараон.

Я пошел взять все золото, что у меня было. и увидел всю компанию и удивленной, и обрадованной, когда положил перед собой золотом, в испанских и французских монетах, почти четыре сотни луи, и пятнадцать-двадцать серебром. Я объяснил всем, что в восемь часов их покину. Вновь прибывший сказал со смехом, что банк, возможно, столько не проживет. Было три часа. Я просил Дезармуаза быть моим крупье, и начал, со всей необходимой неторопливостью, имея восемнадцать-двадцать понтеров и сознавая, что все они профессиональные игроки. На всякой талье я распечатывал новую колоду.

К пяти часам, когда мой банк был почти разорен, прибыл экипаж. Сказали, что это три англичанина, которые едут из Женевы и меняют здесь лошадей, чтобы направиться в Шамбери. Минуту спустя я вижу их входящими и приветствую их. Это г-н Фокс с двумя друзьями, которые играли со мной партию в пятнадцать. Мой крупье дает каждому из них карту. Они с удовольствием их принимают, и им освобождают место. Каждый понтирует на десять луи, играет на двух и трех картах, делает пароли, семь повторить , и то же — пятнадцать , я вижу, что мой банк в опасности и, приветствуя его наполнение, я их подбадриваю. Если бог нейтрален, они могут только проиграть, — и бог нейтрален. На третьей талье каждый из них опустошает свой кошелек. Их лошади запряжены.

Пока я тасую, самый молодой из них достает из портфеля обменный вексель и, показав его своим двоим друзьям, спрашивает, не хочу ли я принять его за одну карту, не зная, сколько на нем денег.

— Да, при условии, что вы мне скажете, на кого он выдан, и что его величина не превышает моего банка.

Немного подумав и глядя на мой банк, он говорит, что вексель не настолько велик, как мой банк, и что он выдан на Цаппату в Турине. Я соглашаюсь. Он сам снимает, и ставит на туза. Двое других идут в половину. Туз не появляется, я остаюсь при двенадцати картах, и говорю англичанину самым сердечным тоном, что он может уходить. Он не хочет. Я раздаю на две руки; туз не появляется; у меня восемь карт, среди них четыре туза, и моя последняя — не туз.

— Милорд, — говорю я, — могу держать пари два против одного, что туз здесь; Я вас прощаю, уходите.

— Вы слишком щедры, — говорит он; — раздавайте.

Туз появляется, и не в дублете; я беру вексель и кладу его в карман, не разворачивая, и англичане уходят, смеясь и благодаря меня. Минуту спустя Фокс возвращается и просит, громко смеясь, одолжить ему пятьдесят луи. Я немедленно выдаю их ему с большим удовольствием. Он отдаст мне их в Лондоне три года спустя.

Вся компания любопытствует узнать величину векселя, но я доставляю себе удовольствие не удовлетворить их любопытство. Испытывая также любопытство, я узнал, когда остался один, что он был на восемь тысяч пьемонтских ливров.

После отъезда англичан фортуна повернулась к моему банку лицом. Я закончил игру около восьми часов, не имея перед собой никого, кроме дам, которые были в выигрыше. Все мужчины проиграли. Я выиграл свыше тысячи луи, и Дезармуаз получил свои двадцать пять, высказав благодарность. Зайдя к себе, чтобы запереть свои деньги, я направился к монахине.

Добрая крестьянка впустила меня в дверь, сказав, что все спят, и что ей не понадобилось удваивать дозу для послушницы, чтобы ее усыпить, потому что она никогда не просыпается. Чего же я жду! Я поднимаюсь на чердак и при свете свечи вижу мою монахиню, у которой лицо прикрыто вуалью. Крестьянка положила вдоль стены мешок, набитый соломой, который послужил нам канапе, бутылка на земле послужила подсвечником для свечи, которая нам светила.

— Что вы решили, мадам?

— Ничего, потому что произошел несчастный случай. который нас беспокоит. Моя послушница спит уже двадцать восемь часов.

— Она умрет в конвульсиях, либо от апоплексии этой ночью, если вы не позовете врача, который с помощью касториума вернет ее, быть может, к жизни.