История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 6

– Мой отец после обеда хочет узнать, надо ли объявлять об алмазе, или общество поступит лучше, сохранив его в депозитарии и перед этим оценив. Скажи ему, чтобы обратился с этим ко мне и предложи, что сам объяснишь ответ, если он будет слишком темен. Сделай сейчас этот запрос, и я отвечу твоими же словами. Отец еще больше меня полюбит.

– Ах, моя дорогая Эстер! На что я только не готов, чтобы уверить тебя в моей дружбе! Пойдем, сделаем это.

Я велю составить ей вопрос самой, говорю, чтобы она поместила своей собственной рукой четыре могущественные буквы, и помогаю составить ответ с помощью волшебного ключа. Затем, делая добавления и вычитания, как я ей подсказываю, она, удивленная, получает такой ответ: « Общество сделает лучше, скрыв секрет, иначе вся Европа будет смеяться над ним. Предполагаемый алмаз – не более чем подделка ».

Я подумал, что очаровательная девушка сойдет с ума от радости. Ее душили взрывы смеха.

– Какой ответ! – воскликнула она. Алмаз фальшивый! Какая глупость дать себя так обмануть! И это мой отец получит от имени оракула! И ты сделал мне такой подарок! Теперь они проверят этот факт, и, найдя, что камень фальшивый, важное общество будет многим обязано моему отцу, потому что иначе оно бы безусловно опозорилось. Можешь оставить мне эту пирамиду?

– Охотно даю ее тебе, но она не поможет тебе стать более ученой.

После обеда разразилась комическая сцена, когда почтенный г-н Д.О. узнал из оракула своей дочери, что камень фальшивый. Он издал громкие вопли. Дело представилось ему невероятным, он попросил меня составить аналогичный запрос, и когда увидел, что выходит тот же ответ, хотя и другими словами, он вышел, чтобы подвергнуть алмаз всем проверкам и порекомендовать соблюдать молчание, когда откроется правда. Однако эта рекомендация оказалась бесполезна. Все узнали о положении вещей и сказали, как и должны были сказать, хотя это и не было правдой, что компания была обманута и дала мошеннику 100 тыс. флоринов, которые он просил.

Эстер прославилась, и желание постигнуть науку оракула с моей помощью у нее возросло. Стало известно, что Сен-Жермен проехал в Эмбден, затем в Англию. Я встречусь с ним еще в своем месте. Но вот какое известие обрушилось на меня на Новый Год и почти меня убило.

Я получил из Парижа толстый пакет вместе с письмом от Манон, в котором она писала:

«Будьте благоразумны и сохраняйте спокойствие при известии, которое я вам сообщаю. Этот пакет содержит все ваши письма и ваш портрет. Отправьте мне мой, и если вы сохраняете мои письма, сожгите их. Я рассчитываю на ваше благородство. Не думайте больше обо мне. Со своей стороны, я сделаю все возможное, чтобы вас забыть. Завтра в это время я стану женой г-на Блондель, королевского архитектора и члена его академии. Вы меня очень обяжете, если, при своем возвращении в Париж, вы сделаете вид, что со мной незнакомы, везде, где мы встретимся».

Это письмо повергло меня в состояние глубокой подавленности, вогнав в оцепенение на добрые два часа. Я послал сказать г-ну Д.О., что чувствую себя нехорошо и не покину свою комнату целый день. Я вскрыл пакет и, рассматривая свой портрет, казалось, видел чудо. Мое лицо, изображенное смеющимся, мне казалось в этот момент угрожающим и яростным. Я принялся писать неверной и все время рвал написанное. В десять я поел супу, потом лег в кровать, но не мог заснуть. Сотня проектов рождалась и отвергалась. Я решил было ехать в Париж, чтобы убить этого Блонделя, которого я не знал и который посмел жениться на девушке, что принадлежала мне и которую полагали моей женой. Я желал зла ее отцу и ее брату, которые не написали мне об этом. На другой день я послал сказать г-ну Д.О., что я еще болен. Я провел весь день, перечитывая письма неверной. Пустой желудок посылал мне в голову видения, которые меня усыпляли, очнувшись, я терял разум, разговаривая сам с собой в приступах гнева, что надрывали мне душу.

В три часа пришел г-н Д.О., чтобы пригласить меня с собой в Гаагу, где на следующий день – в день св. Иоанна – собирались все знатные франк-масоны Голландии; однако увидев, в каком я состоянии, он не настаивал.

– Что же это за болезнь?

– Большое горе; я прошу вас не разговаривать со мной.

Он ушел, очень огорченный, попросив повидаться с его дочерью. Я увидел ее на следующее утро, с гувернанткой. Удивленная, что видит меня в таком расстроенном виде, она спросила, что за горе, с которым мой ум не может справиться. Я прошу ее сесть и, не желая говорить с ней об этом, заверяю, что одного ее присутствия достаточно, чтобы мне стало легче.

– Будем говорить о других вещах, дорогой друг, и полагаю, что не стану думать о несчастье, которое отягощает мне душу.

– Оденьтесь и проведем день со мной.

– Начиная с кануна Нового Года я съел только шоколад и несколько чашек бульона. Я очень слаб.

Я вижу тревогу на прелестном лице.