Я нашел на почте в Золотурне письмо м-м д’Юрфэ, в которое было вложено другое от герцога де Шуазейль, адресованное г-ну де Шавиньи, послу. Оно было запечатано, но имя министра, который его написал, было на адресе. Я нанял на день коляску, оделся, как в Версале, прибыл к дому посла, который не принимал, и оставил там письмо. Это был праздничный день, я явился к последней мессе, где не увидел прекрасной дамы, и, после небольшой прогулки, вернулся в свою гостиницу. Офицер, который там ожидал, пригласил меня от имени посла обедать ко двору.
М-м д’Юрфэ сказала мне в своем письме, что явилась специально в Версаль, что она уверена, что герцогиня де Грамон получила от министра самое действенное письмо. Я был этому весьма рад, так как предполагал играть соответствующую роль. У меня было много денег. Маркиз де Шавиньи был послом в Венеции за тридцать лет до того, я знал множество вещей, которые его касались, мне не терпелось с ним познакомиться.
Я явился в назначенный час, обо мне не объявляли; когда открылись двери, я вижу красивого старика, выходящего мне навстречу, и слышу самое любезное придворное обращение. Он представляет мне всех окружающих, затем, делая вид, что не запомнил моего имени, достает из кармана письмо герцога де Шуазейль, которое читает вслух в том месте, где тот просит оказывать мне всяческое внимание. Он сажает меня на софу рядом с собой и расспрашивает только о том, что позволяет мне ответить, что я путешествую лишь для собственного удовольствия, что швейцарская нация предпочтительнее всех прочих, и что настоящий момент самый счастливый в моей жизни, потому что позволяет мне познакомиться с ним.
Подают на стол, и Его Превосходительство усаживает меня справа от себя. Стол был накрыт на пятнадцать-шестнадцать кувертов, и каждого сидящего обслуживал лакей в ливрее посла. Воспользовавшись случаем, я говорю, что в Венеции о нем говорят до сих пор с чувством глубокого восхищения.
– Я всегда вспоминаю, – говорит он, – ту доброту, которую проявляли ко мне во все время моего посольства, но прошу вас назвать мне тех, кто до сих пор говорит обо мне. Они должны быть весьма стары.
Это было то, чего я хотел. Я знал от г-на де Малипьеро о делах, происходивших во времена Регентства, которые доставили ему много славы, и г-н де Брагадин мне много рассказывал о его амурах со знаменитой Стрингеттой. Его повар был превосходен, но удовольствие говорить с ним заставило меня забыть о еде; я увидел, что он порозовел от радости; он сказал, поднимаясь из-за стола, что никогда не обедал в Золотурне с большим удовольствием, и что его похождения в Венеции, о которых я ему напомнил, заставили его помолодеть. Он обнял меня и просил бывать у него с утра и до вечера, все время, пока я пробуду в Золотурне. В свою очередь, он много говорил о Венеции: воздав хвалы правительству, он сказал, что в мире не знает города, где могут приготовить лучший стол, хоть постный, хоть скоромный, с помощью лишь доброго масла и заграничного вина. В пять часов он пригласил меня прогуляться в визави [14] , куда поднялся первый, вынудив меня сесть в глубине коляски. Мы высадились у красивого деревенского дома, где нам подали мороженое. Вернувшись в город, он сказал, что у него собирается каждый вечер многочисленная компания, мужчины и женщины, и, что касается его, он надеется, что я не пренебрегу этим. Мне не терпелось взглянуть на эту ассамблею; мне казалось невозможным, что я не увижу там м-м … Народ стал прибывать. Несколько некрасивых женщин, несколько так себе, ни одной красивой. В игровых кружках, которые образовались, я оказался с молодой блондинкой и с женщиной в возрасте, демонстрировавшей некоторый ум. Я потерял, скучая, пять-шесть сотен фишек, не пускаясь в разговоры. Когда настало время платить, более опытная дама сказала, что это три луи.
– Три луи?
– Да, месье. Два су за фишку. Вы, может быть, думали, что играли по лиарду [15] ?
– Наоборот, мадам. Я полагал, что по двадцать су, потому что я никогда не играю по меньшей ставке.
Она оставила мою гасконаду без ответа, но покраснела.
Сделав тур по залу и не увидев красотки, которую искал, я направился к выходу. Посол уже удалился. Я увидел двух дам, которые разговаривали, поглядывая на меня; я узнал в них тех, которых видел в Цюрихе вместе с м-м…; я ускользнул от них.
На следующий день офицер посла пришел сказать, что Его Превосходительство сейчас придет, и послал его убедиться, что он меня застанет. Я сказал, что жду его. Я раздумывал о средстве узнать от него о м-м…, но он избавил меня от забот.
Через четверть часа я встретил этого респектабельного сеньора, как положено. Поговорив о дождях и хорошей погоде, он улыбнулся и сказал, что пришел ко мне с самым глупейшим из предположений, но сразу предупреждает, что ничего не знает. После этого предисловия он говорит, что две дамы, которые видели меня на ассамблее, и которых он мне назвал, зашли после моего ухода в его комнату, чтобы предупредить, что он должен меня поостеречься, потому что я – официант гостиницы в Цюрихе.