Читаем История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 6 полностью

Я подал руку этому чуду природы, которая поднялась с видом полнейшей невозмутимости, с силой сжав мою руку. И вот мы сидим, один близ другого. Полчаса пролетели как одна минута, но мы не теряли их на разговоры. Наши губы соединились и не разъединялись до самых дверей отеля. Она сошла первой. Ее воспаленное лицо меня напугало. Этот цвет не был ее естественным, мы могли выдать наше преступление всему залу. Ее честь не позволяла мне выставить ее столь изменившейся на суд Ф., которая скорее бы восторжествовала, чем унизилась от такого важного разоблачения. На мысль об уникальном средстве меня натолкнули любовь и фортуна – частенько мой друг: у меня в кармане лежала коробочка с нюхательным табаком. Я быстро сказал ей принять поскорее порцию табака, и сделал то же самое. Слишком большая доза произвела эффект на середине лестницы, и мы продолжали чихать еще добрую четверть часа; ее предательское воспаление было приписано действию порошка. Когда чихание прекратилось, она сказала, что у нее больше не болит голова, но она поостережется в дальнейшем прибегать к такому сильному средству. Я увидел, что м-м Ф. в глубоком раздумье, но не осмелилась ничего сказать.

Это испытание моей доброй фортуны привело меня к решению провести в Золотурне столько времени, сколько потребуется, чтобы полностью меня осчастливить. Я быстро решил снять загородный дом. Каждый человек в моей ситуации, наделенный сердцем, принял бы такое решение. Передо мной была совершенная красавица, которую я обожал, был уверен, что покорю ее сердце, которое пока лишь слегка затронул, у меня были деньги и я был сам себе хозяин. Мне этот проект показался гораздо более продуманным, чем стать монахом в Эйнсиделе. Я был так полон счастьем, в настоящем и в будущем, что мне было безразлично, что об этом скажут. Я оставил все общество за столом и присоединился к послу перед тем, как тот ушел. Я не мог, из соображений галантности, лишить этого любезного старика откровенного признания, которого он столь явно заслуживал.

Как только мы остались одни, он спросил меня, хорошо ли я воспользовался услугой, которую он мне предоставил. Поцеловав в ответ его благородное лицо, я все сказал ему в трех словах: «Я могу надеяться на все». Но когда он услышал историю о нюхательном порошке, его комплиментам не было конца, потому что столь сильно изменившаяся физиономия дамы могла бы выдать состоявшуюся битву. После этого рассказа, который привел его в хорошее настроение, я сказал, что для достижения моего полного счастья, чтобы при этом не задеть честь дамы, я не вижу ничего лучше, чем снять загородный дом, чтобы спокойно дожидаться там милости фортуны. Мне бы хотелось получить от него рекомендации, чтобы нанять меблированный дом, коляску в свое распоряжение, двух лакеев, хорошего повара и гувернантку-горничную, что будет заботиться о моем белье. Он ответил, что подумает об этом. Назавтра наша комедия прошла очень хорошо, и на следующий день он сообщил мне свой проект:

– Я вижу, дорогой друг, что в этой интриге ваше счастье зависит от удовлетворения вашей страсти, так, чтобы не нанести при этом ущерба репутации М-м… Я также уверен, что вы уедете, не достигнув ничего, если она даст вам понять, что ваш отъезд необходим для сохранения ее мира. Отсюда вы видите, что я тот человек, который нужен, чтобы дать вам совет. Необходимо, если вы действительно хотите остаться не разоблаченным, воздержаться от малейших действий с вашей стороны, которые могут заронить подозрение в ком-то, кто не верит в вашу незаинтересованность. Короткое свидание, которое я вам обеспечил позавчера, может показаться здравому уму лишь плодом самого чистого случая, и операция с нюхательным табаком сводит на нет догадки самой проницательной злобы, потому что поклонник, который хочет ухватить за волосы случай, благоприятный для своей любви, прибегнет к тому, чтобы наслать конвульсии на голову своей красавицы лишь в случае счастливой встречи, когда она окажется в его руках, и невозможно будет догадаться, что был использован чихательный порошок, чтобы замаскировать краску, бросившуюся ей в лицо. Но и нельзя будет любовнику слишком часто пользоваться этим средством, чтобы скрывать наслаждение, вызвавшее такой эффект, имея в кармане этот раздражитель. Того, что произошло, недостаточно, чтобы вас разоблачить. Сам г-н М., который, не желая выглядеть ревнивцем, все же таковым является, не может найти ничего необычного в том, что я пригласил его вернуться в Золотурн вместе со мной, потому что он не догадывается, что я захотел быть вашим Меркурием, в то время как вполне естественно и сообразно с обычными правилами вежливости, которых он никогда не нарушает, чтобы его дражайшая супруга возвратилась сюда, занимая место в моем визави, которое в этот раз я захотел, чтобы он занял сам из-за участия, которое я проявил в его важном деле.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941
100 мифов о Берии. Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917-1941

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии».В первой книге охватывается период жизни и деятельности Л.П. Берии с 1917 по 1941 год, во второй книге «От славы к проклятиям» — с 22 июня 1941 года по 26 июня 1953 года.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза