История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 6

– Потому что тогда мой муж думал, что вы проявляете к нам интерес только из-за меня, и что вы мне не нравитесь; но ваше поведение убедило его в полной безопасности, и к тому же ваша бонна, в которую, он полагает, вы влюблены, и которая ему тоже нравится, до того, что, я думаю, что не более чем через несколько дней он охотно бы поменялся с вами. Вы были бы готовы к такому обмену?

Имея лишь час, который должен был стать последним, в который я мог бы засвидетельствовать ей свою непреходящую любовь, я бросился к ее ногам, и она не воздвигла никаких препятствий моим желаниям, которые, к моему великому сожалению, оставались ограничены рамками, которые я должен был соблюсти ради ее драгоценного здоровья. При том, что она позволила мне делать, самое большое удовольствие должно было доставить ей, конечно, сожаление о той ошибке, которую я совершил, чувствуя себя счастливым с Ф.

Мы перешли на другую сторону ложи, на открытый воздух, когда увидели, как на улицу въезжает коляска М. Добряк порадовал нас, попросив у меня извинения, что так задержался.

За столом он почти все время говорил со мной о Дюбуа и, как мне показалось, был недоволен, когда я сказал ему, что намерен отвезти ее к ее матери в Лозанну. Я раскланялся с ними в пять часов, чтобы направиться к г-ну де Шавиньи, которому рассказал всю грустную историю, которая со мной приключилась. Я бы счел за преступление не передать любезному старцу полностью эту очаровательную комедию, возникновению которой он столь способствовал в самом ее зарождении. Восхищенный умом Дюбуа, потому что я от него ничего не скрыл, он заверил меня, что был бы счастлив, в своем преклонном возрасте, иметь возле себя такую женщину. Он был очень рад моему доверию, когда я сказал, что влюблен в нее. Он сказал, что, не заходя в дома, я могу проститься со всем, что есть достойного в Золотурне, даже не оставшись на ужин, если не хочу возвратиться к себе слишком поздно; я так и сделал. Я повидал красотку, понимая, что это в последний раз, но я ошибся. Я увидел ее десять лет спустя, и в свое время и в своем месте читатель узнает, где, как и по какому случаю. Я проводил посла до его комнаты, воздав ему почести, которых он заслужил, и попросив у него письмо для Берна, где рассчитывал провести пару недель, и в то же время попросил направить ко мне своего метрдотеля, чтобы подбить наши счета. Он обещал передать мне с ним письмо к г-ну Мюрэ, магистрату кантона Тюн.

Возвратившись к себе, грустный от того, что видел в последний раз перед отъездом этот город, где одерживал лишь слабые победы, по сравнению с действительными потерями, я поблагодарил с нежностью мою бонну за сочувствие, с которым она меня поддержала, и пожелал ей доброй ночи, предупредив, что через три дня мы уедем в Берн, и попросив собрать мои чемоданы.

Назавтра с утра, позавтракав со мной, она спросила:

– Вы, стало быть, возьмете меня с собой?

– Да, если вы согласитесь.

– Очень охотно, тем более, что я вижу вас грустным и, некоторым образом, больным, тогда как вы были здоровы и веселы, когда я поступила к вам на службу. При необходимости вас покинуть, я была бы утешена, видя вас счастливым.

В этот момент пришел старый хирург сказать, что бедный Ледюк настолько плох, что не может сойти с постели.

– Я вылечу его в Берне. Скажите ему, что мы уезжаем послезавтра, так, чтобы к обеду быть там.

– Хотя путешествие составит лишь семь лье, он не в состоянии его совершить, потому что лежит, полностью парализованный.

Я пошел повидать его и нашел, как и сказал хирург, неспособным двинуться. У него остались в действии только рот, чтобы говорить, и глаза, чтобы видеть.

– Я чувствую себя, впрочем, вполне хорошо, – сказал он.

– Я тебе верю; но послезавтра я хочу обедать в Берне, а ты не можешь двигаться.

– Перенесите меня, и вы вылечите меня там.

– Ты прав. Я велю перенести тебя на носилках.

Я поручил слуге позаботиться о нем и организовать все, чтобы доставить его в Берн в гостиницу «Сокол», наняв двух лошадей с носилками.

В полдень я увидел Лебеля, который принес письмо, что посол передал мне для г-на де Мюрэ. Он представил мне свой счет согласно квитанциям, и я оплатил их с большим удовольствием, найдя его весьма почтенным человеком во всех отношениях. Я оставил его обедать со мной и Дюбуа и хорошо сделал, потому что он нас весьма развлекал. Она занималась с ним с начала и до конца обеда; он сказал мне, что только сейчас он, можно сказать, познакомился с ней, так как в Лозанне разговаривал с ней только три-четыре раза и то наскоро. Поднимаясь из-за стола, он попросил у меня позволения ей писать, и она поймала его на слове и просила писать ей.

Лебель был обаятельный мужчина, которому не было еще и пятидесяти лет, с благородной внешностью. В момент отъезда он обнял ее на французский манер, не прося у меня позволения, и она ответила ему с большой грацией.

Она сказала мне после его отъезда, что знакомство с этим человеком может ей быть только полезно, и она рада находиться с ним в переписке.