Когда я рассказал бонне о моем пари, она очень заинтересовалась окончанием этого дела, и особенно способом, который молодой человек использует, чтобы доказать мне, попросив познакомить ее с ним после того, как он меня убедит. Я ей обещал.
Вечером м-м де Саон высказала мне очень вежливо упреки, и ее ужин показался мне столь же приятным, как и предыдущий. Молодой человек там был, но поскольку мадам к нему не обращалась, никто не обращал на него внимания.
После ужина он проводил меня в «Сокол» и дорогой сказал, что предлагает мне самому увидеть его в любовной борьбе с этой дамой, если я хочу туда прийти в восемь часов утра.
– Горничная, – сказал он, – скажет вам, что дама не принимает, но не помешает вам войти и пройти в прихожую, когда вы скажете ей, что подождете. Эта прихожая имеет остекленную перегородку с середины до потолка, через которую можно увидеть даму в ее постели, если не мешает занавеска, натянутая поверх стекла. Я задерну занавеску таким образом, что маленькое пространство останется открытым, так что вы все увидите. Когда я кончу свое дело, я выйду оттуда; она вызовет горничную, и вы сможете заявить о себе. В полдень я приду, если позволите, принести вам книги в «Сокол», и если вы согласитесь с тем, что проиграли пари, вы его оплатите.
Я сказал ему, что не премину быть, и заказал ему книги, которые он должен мне принести.
Заинтересованный этим чудом, которое я не считал, однако, невозможным, я прихожу в назначенный час, дама не принимает, но горничная не возражает, чтобы я подождал, когда она примет. Я захожу в прихожую, вижу маленькое стеклянное пространство, которое приоткрыто, прикладываю глаз и вижу юного шалопая у постели, держащего в объятиях свое завоевание. Ночной колпак прикрывает ей голову таким образом, что не видно ее бедного лица.
Как только герой заметил, что я там, откуда могу его видеть, он дал мне знак ждать. Он поднялся и выставил на обозрение не только сокровища своей красавицы, но и свои собственные. Небольшого роста, но гигант там, где нужно дамам, он представлял парад, чтобы вызвать во мне зависть и унизить меня, а может быть и победить меня также. Что касается его жертвы, он показал ее мне в двух основных фасах и во всех профилях в пяти-шести разных позициях, в которых он выглядел Геркулесом в любовном акте, а больная помогала ему изо всех сил. Я увидел тело, прекрасней которого не мог изобразить и Фидий в своих скульптурах, и белизной превосходившее мрамор Пароса. Я был настолько взволнован, что предпочел бежать. Я пошел в «Сокол», где, если бы моя бонна не постаралась дать мне успокоительное, в котором я столь нуждался, я вынужден был бы через мгновенье отправиться искать его в Мата. Когда я рассказал ей всю историю, она исполнилась еще большим любопытством познакомиться с героем.
Он пришел в полдень, принеся заказанные мной книги, за которые я ему заплатил, дав сверху луи, который он взял, смеясь, с видом, который говорил мне, что я должен быть очень доволен, проиграв пари. Он был прав. Моя бонна, оглядев его с большим вниманием, спросила у него, знает ли он ее, и он ответил, что нет.
– Я видела вас ребенком, – сказала она ему, – вы сын г-на Мингард, священника. Вам должно было быть десять лет, когда я вас увидела в Лозанне.
– Это возможно, мадам.
– Вы не захотели стать священником?
– Нет, мадам. Я чувствую себя слишком привязанным к любви, чтобы избрать это занятие.
– Вы правы, потому что священники должны быть скромны, а скромность мешает.
На эту насмешку, которую моя бонна выдала ему от веселья сердца, бедный ветреник покраснел, но мы не заставили его потерять присутствия духа. Я просил его пообедать с нами, и, не говоря совершенно о м-м де ла Саон, он рассказал во время обеда не только о большом количестве своих удач, но и обо всех галантных приключениях самых красивых женщин Берна, тех, о ком ходили сплетни и приписывало злословие.
После его ухода моя бонна, думая, как и я, сказала, что этого молодого человека такого склада достаточно видеть лишь один раз. Я сделал так, что он больше не приходил к нам. Мне сказали, что м-м де ла Саон отправила его в Париж, и что она позаботилась о его судьбе. Я больше не буду говорить о нем, ни об этой даме, к которой я зашел еще только один раз, чтобы откланяться перед отъездом из Берна.
Я жил счастливо с моей дорогой подругой, которая говорила мне, что счастлива. Никакие страхи, никакие сомнения в своем будущем не тревожили ее прекрасную душу; она была уверена, как и я, что мы больше не расстанемся, и говорила мне все время, что она простит мне все мои измены, при условии, что я искренне буду рассказывать ей о них. Это был женский характер, которого мне было достаточно, чтобы жить в мире и довольствии; но я не был рожден, чтобы пользоваться таким счастьем.
После пятнадцати-двадцати дней нашего пребывания в Берне моя бонна получила письмо из Золотурна. Оно было от Лебеля. Видя, что она его читает с большим вниманием, я спросил, о чем оно. Она предложила мне его прочесть, и села возле меня, чтобы увидеть мою реакцию.