История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 7

— Настанет время, — сказал я ей, — когда, вместо того, чтобы увеличивать свой возраст, ты начнешь его преуменьшать.

— Я никогда не буду обманывать, я в этом уверена.

— Вы хотите стать монахиней?

— У меня нет пока что такого призвания, но ничто не заставит меня лгать, даже живя светской жизнью.

— Вы начнете обманывать, как только заведете себе любовника.

— Мой любовник, стало быть, тоже будет лгать?

— Не сомневайтесь в этом.

— Если дело обстоит таким образом, любовь — это мерзкое дело, но я этому не верю, потому что люблю мою милую подругу и никогда не искажаю для нее правды.

— Но вы не полюбите так мужчину, как любите женщину.

— Тем не менее.

— Нет, потому что вы не спите с ней, а будете спать с вашим любовником.

— Это все равно. Моя любовь будет такой же.

— Как! Разве вы не легли бы охотнее со мной, чем с М. М.?

— По правде говоря, нет, потому что вы мужчина и вы меня сможете увидеть.

— Значит, вы знаете, что вы некрасивы.

Она поворачивает к М. М. свое красивое вспыхнувшее лицо, спрашивая, разве она столь некрасива. Та отвечает, помирая от смеха, что она, наоборот, очень красива, и зажимает ее коленями. Я говорю ей, что ее корсет ее слишком сжимает, потому что невозможно, чтобы у нее была такая тонкая талия. М. М. отвечает, что корсет настолько слабо зажат, что я могу просунуть внутрь руку. Я говорю, что не верю, тогда она поворачивает свою дорогую пансионерку боком к решетке, говорит мне вытянуть руку и при этом подбирает ее платье. Я протягиваю руку и нахожу, что М. М. была права, но проклятая рубашка и решетка мешают мне продвинуть руку подальше.

— Я полагаю, — говорю я М. М., не убирая руки, — что это маленький мужчина. Могу ли я в этом убедиться?

Однако в то время, как я испрашиваю этого позволения, моя рука столь хорошо работает, не дожидаясь его, что я убеждаюсь, и очень хорошо убеждаюсь, что пансионерка — очаровательная куколка, но что М. М., так же как и она, испытывает удовольствие от моего исследования. Малышка освобождается, награждая поцелуем свою подружку, чей смеющийся вид убеждает ее, что она не совершила ошибки, позволив такое, но я, со своей стороны, почти остолбенел от удивления. Малышка попросила у нас позволения отойти на минутку, должно быть я стал тому причиной.

— Знаешь ли ты, — сказал я М. М., — что разъяснение, данное тобой мне, делает меня несчастным?

— Почему?

— Потому что, найдя твою пансионерку очаровательной, я умираю от желания ее отведать.

— Мне это досадно, потому что ты не сможешь сделать более того, что уже сделал, но даже если бы это было возможно, я бы тебе не позволила, потому что ты мне ее испортишь.

— Дай мне твою руку.

— Ни за что. Я не хочу этого видеть.

— Но ты не хочешь этого также и от моей руки, ни от моих глаз.

— Наоборот. Если ты ей доставишь удовольствие, я буду только рада, и если ты заронишь в ней желания, она будет любить меня еще больше.

— Почему не можем мы быть все втроем вместе, в полной свободе!

— Это невозможно.

— Ты уверена, что нас никто не видит?

— Вполне уверена.

— Высота этой решетки мешает мне достичь твоих прелестей.

— Почему бы тебе не прийти к другой решетке? Она ниже.

— Пойдем туда.

— Нет, потому что я не придумала соответствующего оправдания.

— Я приду завтра, и я уеду завтра же к ночи в Лион.

Малышка вернулась, и я подошел к ней. У меня на часовой цепочке имелось несколько брелоков, и у меня не было времени на то, чтобы привести себя в порядок. Она это сразу заметила, и мои брелоки послужили очень удачным предлогом для проявления ее любопытства.

— У вас там много красивых вещиц. Могу я их посмотреть?

— Сколько вам угодно. И потрогать тоже.

М. М., предвидя, что сейчас произойдет, сказала, что она возвращается. Я мгновенно заставил слишком любопытную пансионерку потерять всякий интерес, который она могла питать к моим брелокам. Она не затаила ни своего восхищения, ни удовольствия от удовлетворения своей любознательности по отношению к объекту, вполне для нее новому, который она могла изучать со всех сторон. Она прервала свои исследования извержения, которым я завершил этот приятный для меня спектакль.

Увидев М. М., приближающуюся неторопливо, я быстро опустил занавес и сел. Поскольку мои часы покоились еще на возвышении, она спросила у малышки, нашла ли та мои брелоки симпатичными, и та ответила, что да, но грустным тоном. Она проделала за эти два часа столь длинный путь, что ей было над чем подумать. Я провел остаток дня, рассказывая М. М. всю историю моего путешествия в Гренобль, в Марсель, в Геную, в Рим и Неаполь, пообещав прийти завтра в то же время, чтобы закончить рассказ. Малышка сказала, что ей любопытно узнать, чем кончились мои отношения с любовницей герцога де Маталоне.

Вернувшись в гостиницу, я поужинал с Дезармуаз и, воздав ей должное в области любви, отправился спать, заверив ее, что только ради нее я откладываю еще свой отъезд. Назавтра, пообедав с ней, я отправился в приемную монастыря. Вызвав М. М., я пошел туда, где решетка была пониже.

Она пришла одна, но сказала, что малышка вскоре придет.