История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 7

Я пошел сначала пешком к банкиру Беллони, чтобы депонировать свои деньги и взять кредитное письмо на Турин, где должен был встретиться с аббатом Гама и получить поручение португальского двора на конгресс в Аугсбурге, на котором собиралась вся Европа. После этого я пошел проверить свою комнату позади Тринита де Монти [48], где надеялся увидеть на следующий день Мариуччу. Я нашел все в полном порядке. Вечером аббат Момоло встретил меня криками радости, и вся его семья — также. Его старшая дочь сказала мне смеясь, что была уверена, что доставит мне удовольствие, послав за синьорой Марией; я ответил, что она не ошиблась, и несколькими минутами спустя я увидел ее вместе с ее святой мамашей, которая мне сказала, что я не должен удивляться, увидев ее дочь лучше одетой, потому что она выходит замуж через три или четыре дня. Я ее поздравил, и все девушки дружно спросили: за кого, за кого? Мариучча покраснела и очень скромно сказала одной из дочерей Момоло:

— Вы его знаете: это тот, который увидел меня здесь, он открывает парикмахерскую лавку.

Мать добавила, что это отец XXX, ее исповедник, организовал этот брак и внес депозит в четыре сотни экю, которые ее дочь принесет с собой в приданое. Момоло добавил, что это порядочный юноша, который женился бы на его дочери, если бы у нее была такая сумма.

Я увидел, что девушка расстроилась, я ее утешил, сказав, что придет и ее очередь, и она приняла мои слова за чистую монету. Она полагала, что я не упустил из виду, что она влюблена в Коста, и что я собираюсь женить его на ней. Я об этом ничего не знал. Она укрепилась в этой надежде, когда я сказал Коста взять завтра мое ландо и отвезти на Корсо всех девушек Момоло, замаскированных, так, чтобы никто не мог их узнать; я велел ему арендовать одежды у евреев. Они все были очень довольны.

— А синьора Мария? — говорит ревнивица.

— Синьора Мария, — ответил я, — собирается замуж, поэтому не должна участвовать ни в каких праздниках без своего жениха.

Ее мать мне поаплодировала, а коварная девица притворилась, что огорчена. Я повернулся к аббату Момоло и попросил об удовольствии пригласить на ужин жениха Мариуччи, и он обещал.

Поскольку я был очень усталый и уже повидал Мариуччу, у меня не было больше важных дел. Я попросил извинения у всей компании и, пожелав им хорошего аппетита, отправился домой.

Назавтра, в семь часов, мне не понадобилось заходить в церковь. Мариучча меня увидела, пошла за мной, — и вот мы лицом к лицу в нашей маленькой комнате. Она хотела со мной поговорить, мне интересно было все узнать, но эти беседы заняли бы время у любви. Мы располагали только часом, и когда заняты любовью, не занимаются разговорами. Мы даже не подумали раздеться. Она сказала, наконец, мне, после последнего поцелуя и надевая капюшон, что уверена, что свадьба будет в предпоследний день карнавала, что ее исповедник все сделал, что я хорошо поступил, попросив Момоло пригласить на ужин ее будущего супруга, и что мы можем провести вместе четыре часа в это воскресенье, накануне ее свадьбы. Затем она ушла, и я проспал добрый час.

Вернувшись домой, я увидел мчащийся экипаж с курьером впереди… Молодой сеньор, одетый в черное, украшенный голубой лентой, высунул голову наружу, назвал меня по имени и велел остановиться. Я был очень удивлен, увидев лорда Тейлора, которого знал в Париже у графини де Лисмор, его матери, которая жила отдельно от своего мужа, на содержании у г-на де Сен-Альбен, архиепископа Камбрей. Это был побочный сын герцога Орлеанского, регента Франции.

Этот лорд Тейлор был красивый мальчик, полный ума и таланта, но разнузданный и обладающий всеми пороками. Зная, что он небогат, я был удивлен, видя его выезд, и еще более — голубую ленту. Он сказал мне второпях, что едет обедать к Претенденту, но что он будет и ужинать у него, и пригласил меня; я согласился. Он остановился на площади Испании, у английского портного.

Я пришел туда, сначала вдоволь посмеявшись на комедии в театре Тординона , где увидел Коста со всеми дочерьми подметальщика .

Однако я был приятно удивлен, когда, войдя в апартаменты милорда Тейлора, я увидел поэта Пуэнсинэ. Это был молодой человек, маленький, худой, забавный, исполненный огня и театрального таланта. Этот мальчик блистал бы на французском Парнасе, если бы пять или шесть лет спустя не имел несчастье свалиться в Гвадалквивир и там утонуть. Он направлялся в Мадрид за удачей.

— Что вы делаете в Риме, дорогой друг? А где милорд Тейлор?

— Он в другой комнате; но он уже не Тейлор, он граф де Лисмор, его отец недавно умер. Вы знаете, что он был представлен Претенденту. Я выехал из Парижа вместе с ним, воспользовавшись с удовольствием этим случаем повидать Рим, не потратив ни су.

— Милорд, значит, стал богат?

— Еще нет, но он им будет, потому что по смерти отца он становится обладателем огромных богатств. Правда, все конфисковано, но это неважно, его претензии неоспоримы.

— Значит, он богат претензиями; но как он стал кавалером орденов короля Франции?