История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 7

– Это могло произойти только в комедии. Мужчина, который заявляет о своей любви словами – дурак, он должен проявлять свои чувства только в отношениях.

– Но, несмотря на это, мадам была встревожена.

– Неважно. Она вас любит.

– Я это знаю; но, несмотря на это, я видела, что она ревнует.

– Если это так, она ошибается.

Наш диалог очень позабавил сенатора, который сказал мне, уходя, что пойдет завтра с первым визитом к Розали и расскажет мне новости за ужином. Я сказал, что буду ждать.

Вероника, проводив меня в мою комнату, попросила, чтобы за мной поухаживали мои слуги, потому что «поскольку мадам больше нет, могут возникнуть нежелательные суждения».

Я сказал, что она права, и позвонил Ледюку.

Назавтра я получил письмо из Женевы. Оно было от синдика, моего друга, который сказал, что он представил от моего имени г-ну де Вольтеру мой перевод «Шотландки» и мое письмо, очень уважительное, в котором я просил у него извинения, что осмелился сделать итальянской его прекрасную французскую прозу. Он сказал ясно и четко, что нашел мой перевод дурным.

Эта новость и невежливость, которую он проявил, не ответив на мое письмо, задела меня и настолько оскорбила, что я сделался врагом этого великого человека. Я критиковал его в дальнейшем во всех моих работах, что я представлял публике, желая отомстить за обиду. На самом деле, это мне моя критика нанесет вред, если мои труды останутся в будущем. Они поставят меня в число Зоилов, которые смеют нападать на великого гения. Единственное, что можно считать его ошибкой, это его инвективы против религии. Если бы он был хорошим философом, он ничего бы не говорил об этом, потому что, если даже допустить, что он прав, он должен был знать, что народ должен пребывать в невежестве, во имя всеобщего мира нации. Vetabo qui Césaris sacrum vulgarit arcant sub isdem sit trabibus, etc.

[18] .

Глава VI

Я влюбился в Веронику. Ее сестра. Коварство против коварства. Моя победа. Взаимное разочарование

Поскольку я не любил есть один, я приказал поставить два куверта. Вероника, поужинав вместе с нами, заслужила это отличие. Увидев, что за моим стулом Коста, я спросил у него, где Ледюк, он ответил, что тот болен; я сказал ему стать позади стула мадемуазель; он повиновался с улыбкой. Сколь забавна эта спесь слуг! Вероника показалась мне более хорошенькой, чем обычно. Ее манеры, свободные и сдержанные, убедили меня, кстати, что она смогла бы играть роль принцессы в избранном обществе. Осознав с огорчением, что она мне нравится, я с сожалением подумал и о том, что ее мать должна днем прийти ее забрать домой. Таково было состояние моей души.

Мы сидели за десертом, когда пришла эта мать. Она сразу высказала мне отдельную благодарность за честь, которую я оказываю ее дочери. Я ответил, что это она оказывает мне честь, так как она прекрасна, возвышенна и умна.

– Поблагодари месье, – сказала она дочери, – за эти три похвалы, потому что ты некрасива, груба и глупа. Ох, негодница! Ты обедаешь вместе с месье, а я вижу на тебе грязную рубашку.

– Извините, мать моя, она с утра была чистая.

– Скажу вам, мадам, – говорю я матери, – что трудно, чтобы рубашка выглядела белой на ее коже.

Этот комплимент насмешил мать и очень польстил дочери. Когда мать сказала, что пришла затем, чтобы отвезти ее домой, та ответила, что не уверена, что мне доставит удовольствие то, что она меня покинет за двадцать четыре часа до моего отъезда, а я добавил, что наоборот, это меня огорчит.

– В таком случае, – говорит мать, – приличие требует, чтобы я направила вам ее младшую сестру, чтобы та спала с ней.

Я сказал, что это будет прекрасно, и оставил их одних. Я чувствовал, что запутался с этой Вероникой, так как за столом она мне очень понравилась и, зная себя, я больше смерти должен был бояться всяческих препятствий.

Мать зашла, чтобы пожелать мне доброго пути, и дочь принялась за работу над моим бельем. Я сел писать.