История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 7

Нельзя ни описать, ни представить себе меру радости, что ощутила моя душа, когда я увидел себя снова в Неаполе, где восемнадцать лет назад я выбрал свою судьбу, возвратившись из Мартурано. Я приехал туда только для того, чтобы нанести визит герцогу де Маталоне, как я пообещал ему, когда он был в Париже; но прежде, чем представиться этому сеньору, я захотел осведомиться обо всех моих старых знакомых.

Я вышел рано и пешком, чтобы первым делом познакомиться с банкиром, корреспондентом Беллони. Акцептовав мое кредитное письмо, он дал мне столько банковских билетов, сколько я хотел, заверив, как я хотел, что никто не будет знать о наших делах.

Выйдя от него, я направился к дому, где жил дон Антонио Казанова. Мне сказали, что он проживает на земле, которую купил около Салерно и на которой он носит при своем имени титул маркиза. Я зашел осведомиться о Пало; он умер, и его сын жил на С.-Лючия, с женой и детьми. Я предполагал пойти его повидать, но у меня не было времени. Затем я спросил, где живет адвокат Кастелли; это был муж моей дорогой донны Лукреции, которую я так любил в Риме; мне не терпелось ее увидеть, и я чувствовал восторг, представляя удовольствие, которое мы испытаем, увидевшись. Мне ответили, что он давно умер, и что его вдова живет в двадцати милях от Неаполя. Я обещал себе ее повидать. Я знал, что дон Лелио Караффе еще жив и обитает во дворце Маталоне.

Я пошел пообедать, затем оделся и в наемном экипаже направился в отель Маталоне. Герцог был еще за столом, но все же обо мне объявили; он подошел, разглядывая меня, затем вскрикнул, обнял меня, затем оказал мне честь, обращаясь на «ты», представил меня своей жене, которая была дочерью герцога де Бовино, и всей многочисленной компании. Я сказал ему, что предпринял поездку в Неаполь только чтобы нанести ему визит, как обещал в Париже.

– Разумеется, ты остановишься у меня; живо, пусть кто-нибудь направится в гостиницу, где причалил Казанова и принесет ко мне весь его багаж, и если у него есть экипаж, пусть переставят его в мой сарай.

Я согласился.

Человек с красивым лицом, сидящий за столом, как только услышал имя Казанова, сказал мне с веселым видом:

– Если ты носишь мое имя, ты не можешь быть никем иным как бастардом моего отца.

– Не твоего отца, – ответил я, – а твоей матери.

Мой ответ вызвал аплодисменты, человек подошел меня обнять, и мне объяснили недоразумение. Вместо того, чтобы услышать имя Казанова, ему почудилось Казальново, и то был как раз герцог этого феода.

– Ты знаешь, – говорит герцог Маталоне, – что у меня есть сын.

– Мне об этом говорили, и я едва поверил этому; но теперь я больше не удивляюсь. Я вижу принцессу, которая должна была сотворить это чудо.

Герцогиня краснеет, не глядя на меня, но компания аплодирует, потому что до своей женитьбы герцог Маталоне слыл импотентом; Позвали его сына; я сказал, что он на него похож; монах, сидящий рядом с герцогиней, возразил, что нет, и она ему влепила без улыбки добрый тычок, который монах встретил со смехом.

Веселые разговоры менее чем в полчаса сделали меня любезным всей компании, но, очевидно, не герцогине, которая самым сдержанным тоном мне все время перебегала дорогу. Она была красива, но надменна, глуха и нема кстати и некстати, и ни на кого не глядела. Я работал два дня над тем, чтобы разговорить ее, и наконец, не преуспев в этом, оставил ее с ее гордостью.

Герцог отвел меня в мои апартаменты и, увидев моего испанца, спросил, где мой секретарь; когда он узнал, что это был аббат Альфани, который принял этот титул, чтобы остаться в Неаполе инкогнито, он заметил, что тот очень хорошо сделал, потому что со своими так называемыми антиками он обманул множество народу.

Он показал мне свою прекрасную конюшню, где у него были превосходные лошади, затем свою библиотеку, и, наконец свой маленький кабинет и свои избранные книги, все запрещенные. После этого он заставил меня пообещать сохранить в секрете то, что он даст мне почитать. Это была оскорбительная сатира на весь двор, в которой я ничего не понял. Я ничего так не хранил в тайне, как этот секрет.

– Ты пойдешь со мной, – сказал он, – в театр С.-Карло, где я представлю тебя самым прекрасным дамам Неаполя, ты сможешь туда приходить, когда вздумается, и если тебе надо будет там почувствовать себя свободно, ты можешь воспользоваться моей ложей в третьем ярусе, куда все мои друзья могут заходить, когда захотят. Так что театр не будет тебе ничего стоить. Я представлю тебя также в ложе моей любовницы, куда можешь заходить, когда вздумается.

– Как, дорогой герцог, у тебя есть любовница?

– Да, для проформы, так как я люблю только мою жену; несмотря на это, полагают, что я влюблен в эту любовницу и даже ревную, потому что я никого ей не представляю и не позволяю ей делать какие-либо визиты.

– А герцогиня, молодая и очаровательная, не находит дурным, что ты имеешь любовницу?

– Моя жена не может к этому ревновать, потому что знает, что я импотент со всеми женщинами мира, кроме нее.

– Это замечательно и невероятно, зачем держать любовницу, которую не любишь?