История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 8

— Соблаговолите тогда сказать мне, какой природы было бы создание, которое бы родилось, если бы Иисусу Христу пришло в голову сделать ребенка Самаритянке?

Эдвигу бросило в краску. Пастор и все присутствующие переглянулись, а я уставился на теологиню, которая задумалась. Г-н д'Аркур сказал, что следует послать за г-ном де Вольтером, чтобы разрешить столь затруднительный вопрос, но Эдвига подняла решительно глаза с видом, что готова отвечать, и все затихли.

— У Иисуса Христа, — сказала она, — было две совершенные природы, в совершенном равновесии; они были неразделимы. Таким образом, если бы Самаритянка соединилась бы телесно с нашим Искупителем, она бы, разумеется, зачала; потому что абсурдно предположить за Богом действие такой важности, не возымевшее естественных последствий. Самаритянка бы через девять месяцев разродилась ребенком мужского пола, не женского, и это создание, рожденное женщиной-человеком и мужчиной-Богом, имело бы в себе четверть божественного и три четверти человеческого.

При этих словах все собеседники захлопали, и г-н де Хименес восхитился разумностью этого подсчета, а затем сказал:

— Естественным образом, если сын Самаритянки женится, дети от этого брака будут иметь семь восьмых человеческого естества, а одну — божественного.

— Если только он не женится на богине, — добавил я, что заметно изменило отношение к дискуссии.

— Скажите мне точно, — снова обратилась Эдвига, — сколько будет божественного в ребенке к шестому поколению.

— Подождите минутку и дайте мне карандаш, сказал г-н де Хименес.

— Нет нужды в расчетах, — сказал я, — в нем будет небольшая частица того разума, что вас интересует.

Все хором отметили эту любезность, которая не задела ту, которой я ее адресовал.

Эта прекрасная блондинка захватила меня чарами своего ума. Мы поднялись из-за стола, окружив ее кольцом, и она отвергала все наши комплименты самым достойным образом. Отозвав Элен в сторону, я попросил ее сделать так, чтобы ее кузина выбрала в моей шкатулке одно из моих колец, поскольку я пополнил ее после того, как она была опустошена накануне; очаровательная кузина охотно взялась за мое поручение. Четверть часа спустя Эдвига подошла показать мне свою руку, и я с удовольствием увидел кольцо, которое она выбрала; я с удовольствием поцеловал эту руку, и она должна была почувствовать по горячности поцелуев все то, что она мне внушила.

Вечером Элен пересказала синдику и трем подругам вопросы, заданные за обедом, со всеми подробностями; она рассказывала легко и непринужденно, мне не нужно было ни разу ей помогать. Мы просили ее остаться ужинать, но она, отозвав подруг в сторонку, объяснила им, что это невозможно; но она сказала, что ей можно будет провести пару дней в сельском доме, что они имели на озере, если они лично попросят об этом ее мать.

Настойчиво побуждаемые синдиком, три подруги отправились к матери на следующий день, и через день поехали в загородный дом вместе с Элен. В тот же вечер мы поехали туда ужинать с ними, но мы не могли там оставаться спать. Синдику пришлось проводить меня в дом, расположенный неподалеку, где мы прекрасно бы устроились все вместе. Это нас не слишком озаботило, и старшая, желая доставить удовольствие своему другу, сказала, что он может отправляться со мной, когда хочет, а они идут спать. Говоря так, она берет Элен за руку и уводит в свою комнату, а две остальные уходят в свою. Некоторое время спустя после их ухода, синдик идет в комнату, где находится Элен, а я иду к двум остальным.

Прошел едва час, как я пребывал меж двух подруг, когда вошел синдик, прервав мои эротические забавы, и предложил мне уехать.

— Что вы сделали с Элен? — спросил я.

— Ничего, это неуступчивая дурочка. Она закуталась в одеяло и не хотела смотреть на шалости, что я вытворял с ее подругой.

— Вам надо было адресоваться к ней.

— Я пытался, но она меня многократно отталкивала. Я больше не могу. Я сдался, и я уверен, что ничего нельзя поделать с этой дикаркой, по крайней мере, если вы не возьметесь ее приручить.

— Что делать?

— Идите туда завтра обедать; меня не будет, так как я должен провести день в Женеве. Я приеду туда к ужину, и если бы мы могли ее подпоить!

— Это было бы прискорбно! Предоставьте мне действовать.

Я отправился к ним один, упрашивая пообедать завтра, и они приветствовали меня со всем возможным красноречием. После обеда, на прогулке, предвидя мое пожелание, три подруги оставили меня наедине с прекрасной недотрогой, которая сопротивлялась моим ласкам, моим настояниям и почти заставила меня потерять надежду ее укротить.

— Синдик, — сказал я ей, — влюблен в вас, и этой ночью…

— Этой ночью, — прервала она меня, — этой ночью он развлекался со своей давней подругой. Я не против того, чтобы каждый действовал согласно своей фантазии и для своего удовольствия; но желаю, чтобы меня оставили свободной в своих поступках и своих вкусах.

— Если бы я мог надеяться завладеть вашим сердцем, я был бы счастлив.