История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 8

На втором балете оперы танцовщица, одетая в пелерину, пустила в па-де-де свою шдяпу по ложам театра, как бы прося милостыню. Я был в ложе маркизы Корти. Когда я увидел подо мной танцовщицу, я бросил в ее шляпу свой кошелек. Там было восемнадцать-двадцать дукатов. Она опустила, смеясь, его в свой карман, и партер захлопал. Я спросил у маркиза Белькреди, сидящего рядом, есть ли у нее покровитель, и он ответил, что у нее есть только французский офицер, которого он показал мне в партере, у которого нет ни су. Он сказал мне, что тот ходит каждый день к ней.

Возвратившись в гостиницу, я ужинал с г-ном Базили, полковником на службе Модены, когда увидел входящую танцовщицу, вместе с женщиной в возрасте и юной девушкой; это были ее мать и ее сестра. Она пришла поблагодарить меня за то, что я явился рукой божественного Провидения в их крайней бедности. Поскольку я почти кончил ужинать, я пригласил их на ужин на завтра, и они пообещали мне прийти.

Очарованный тем, что мог так легко ее осчастливить, вполне невольно, на следующий день, в тот момент, когда я одевался, чтобы идти обедать к Базили, Клермон, так звали моего нового лакея, сказал мне, что французский офицер хочет со мной поговорить. Я пригласил его войти и спросил, что я могу для него сделать.

— Я предлагаю вам, месье венецианец, три вещи, и оставляю выбор за вами. Либо вы отказываетесь от ужина этим вечером, либо приглашаете и меня, либо выйдете со мной, чтобы померяться шпагами.

Клермон, который в этот момент разжигал камин, не дал мне времени ответить этому сумасшедшему; он схватил полусгоревшее раскаленное полено и бросился к мужчине, который не счел возможным его дожидаться. На шум, который он произвел, спускаясь по лестнице, подскочил гостиничный слуга и остановил его, решив, что он что-то украл; но Клермон сказал его отпустить и, с головней в руке, явился дать мне отчет о развязке фарса, который сразу стал новостью дня. Мой слуга, гордый своим подвигом и уверенный в моем одобрении, сказал мне, что я могу выходить без опасений, так как трусливый фанфарон даже не вытащил свою шпагу против сомелье, который вежливо схватил его за колет, имея в руке только нож и будучи в простонародной одежде.

— Но в любом случае, — сказал мне Клермон, — я выйду вместе с вами.

Я ответил, что в данном случае он поступил хорошо, но в другой раз он не должен вмешиваться в мои дела; он ответил, что мои дела — это и его, и чтобы доказать это, достал мои карманные пистолеты и, заметив, что на полках нет пороха, указал мне глазами на это, усмехнувшись, и зарядил их.

Большинство французских слуг, которых считают хорошими, согласились бы с этим Клермоном; но они все считают себя умнее своих хозяев, и когда они становятся уверены в своей правоте, они делаются хозяевами положения, обкрадывают их, тиранствуют и даже пренебрегают ими, в чем глупец считает необходимым их разубедить. Но если у хозяина ума побольше, чем них, Клермоны превосходны.

Поскольку этот француз был в униформе, хозяин «С.-Марка» безотлагательно подробно сообщил о происшествии в полицию, которая в тот же день выгнала безутешного из города. Полковник Базили сказал за обедом, что только французы способны явиться напасть на кого-то у него дома при подобных обстоятельствах; но я доказал ему, что он ошибается. Бедность и любовь, действуя на слабый ум храбреца, провоцируют подобные экстравагантности во всех странах мира.

Пелерина за ужином поблагодарила меня за то, что избавил ее от этого нищего, который ее утомлял и пугал, говоря каждый раз, что убьет себя.

На следующий день я обедал в знаменитой «Шартрезке» и к вечеру прибыл в Милан, высадившись у графа А. Б., который ожидал меня лишь на следующий день. Он представил меня своей супруге, перед тем, как я пошел в свою комнату, где должен был дожидаться, пока разожгут огонь. М-м А. Б., красивая, хотя и слишком маленькая, мне бы понравилась, если бы не ее слишком серьезный вид, который ей, по первому впечатлению, не шел. После обычных комплиментов я сказал, что сейчас ей покажут тафту, которую просил ей передать ее муж. Она отвечала, что ее священник вернет мне деньги, которые я потратил. Граф провел меня в мою комнату, затем покинул до часа ужина. Комната была красивая и хорошая, но я почувствовал, что должен буду завтра переселиться, если испанка не сменит тон. Я не мог бы вынести ее более, чем двадцать четыре часа.

За ужином, где мы были вчетвером, граф, веселый и старающийся меня расшевелить и загладить настроение жены, не переставая говорил со мной. Я отвечал ему в том же духе, обращаясь все время к мадам, чтобы не оставлять ее в молчании, которое, по моему мнению, должно было ее напрягать; но она сопровождала наши ухищрения лишь улыбками и сухими односложностями, не отрывая своих черных глаз, довольно красивых, от блюд, которые казались ей невкусными. Она обратила на это внимание священника, что был четвертым за столом, и с которым она приветливо разговаривала.