История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 9

Я не мог принять его за сумасшедшего, потому что он совершенно не производил такого впечатления, и видя, впрочем, что вполне возможно, что закон, на который он ссылается, может существовать в Англии, я лаконично ему ответил, что не чувствую себя расположенным секундировать ему в его предприятии, что, впрочем, полностью не одобряю его, по крайней мере, если его супруга не украла у него все свое имущество, которым она, согласно тому, что он мне сказал, владеет в настоящий момент.

— Нет, месье. Она украла у меня только мою честь и покинула меня, не имея ничего, кроме своего таланта. Она поселилась здесь и сделала большую карьеру. Разве я неправ, собираясь всем завладеть, ведь это будет только для того, чтобы ее наказать и отомстить за меня?

— Это может быть, но, поскольку вы кажетесь мне человеком здравомыслящим, я спрашиваю вас, что вы подумаете обо мне, если я ни с того ни с сего соглашусь стать вашим компаньоном в деле, которое, вопреки вашим резонам, нахожу жестоким. Добавьте к этому, что, может быть, я знаком с вашей женой, и даже, что я являюсь ее другом.

— Я вам ее назову.

— Прошу вас промолчать, хотя я и не знаю никакой м-м Константини.

— Она сменила имя; ее зовут Калори, и она поет в опере Хаймаркет.

— Я знаю, кто это, но вы напрасно мне ее назвали.

— Это лишь потому, что я не сомневаюсь в вашем молчании. Я сейчас же направляюсь выяснить ее местонахождение. Это дело принципа.

Он покинул меня, утирая слезы, и он вызвал во мне сочувствие. Я был, однако, недоволен тем, что он сделал меня хранителем своего секрета. Три или четыре часа спустя я отправился с визитом к ла Бинетти, которая, поведав мне о том, что де Амичи при своем отъезде из Лондона совершенно сошла с ума по антрепренеру Матеи, который ее не любит, рассказала мне также разные истории обо всех «виртуозках», находящихся сейчас в Лондоне. Когда она упомянула ла Калори, она сказала, что у той было несколько любовников, которые ей много чего надавали, но сейчас у нее никого нет, кроме знаменитого скрипача Джардини, в которого она влюблена. Я спросил у нее, откуда та приехала и замужем ли она, и Бинетти мне ответила, что та из Винченцы и она полагает, что не замужем.

Я почти уже не думал об этом дурном деле, когда, три дня спустя после разговора с Бинетти я получил записку из тюрьмы Кингсбери и с удивлением увидел, что она подписана Константини. Несчастный мне писал, что он считает меня единственным другом в Лондоне, и что, соответственно, надеется, что я приду его повидать, чтобы, по крайней мере, дать ему совет.

Находя это очень странным и не понимая, как такое могло быть, я взял фиакр и поехал в Кингсбери. Я нашел его в отчаянии, со старым прокурором-англичанином, который говорил по-итальянски и которого я знал. Константини был арестован накануне из-за нескольких векселей, подписанных его женой, которая их вовремя не оплатила. Его жена, согласно этим векселям, оказывалась должником нескольких заимодавцев на сумму примерно тысячи монет. Прокурор, который был там, был хранителем расписок, принадлежащих именам, которые я не знал. Их было пятеро. Он явился предложить пленнику соглашение.

Весьма пораженный этим подлым мошенничеством, которое я таковым бы не счел, если бы не знал от Бинетти, что Калори, далеко не обременена долгами и богата, я попросил прокурора выйти, желая поговорить с Константини тет-а-тет.

— Меня арестовали, — сказал мне он, — за долги моей жены, и сказали, что это я должен их платить, потому что я ее муж.

— Это ваша жена сыграла с вами эту штуку. Она узнала, что вы в Лондоне.

— Она увидела меня из окна.

— Почему вы задержались с выполнением вашего проекта?

— Я должен был выполнить сегодня утром; но мог ли я думать, что у моей жены есть долги?

— У нее их очевидно нет. Эти расписки фиктивные. Они помечены задним числом и изготовлены вчера. Это дурное дело, и оно может ей дорого обойтись.

— Но я в тюрьме.

— Оставайтесь здесь и положитесь на меня. Мы увидимся завтра.

Возмущенный этим мошенничеством и решившись принять участие в этом несчастном, я направился рассказать все г-ну Босанке, который ответил мне, что проделки такого рода весьма в ходу в Лондоне и давно разработаны способы с ними бороться. Он сказал мне, наконец, что если заключенный меня интересует, он передаст его в руки адвоката, который возьмется за это дело и заставит раскаяться его жену и ее любовника, который, очевидно, является автором мошенничества. Я ответил, что человек меня интересует, и я прошу его действовать и быть ему поручителем, если нужно, будучи сам готов быть гарантом. Я назвал ему имя человека, и он посоветовал мне больше в это дело не вмешиваться.

Пять или шесть дней спустя он пришел ко мне сказать, что господин Константини покинул тюрьму и даже Англию, на чем настаивал адвокат, ведущий его защиту.

— Как это?