Читаем История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 9 полностью

Легкость найти в Лондоне двух платных свидетелей – это что-то скандалезное. Я видел однажды объявление на окне, в котором написано было прописными буквами одно слово: «Свидетель», и ничего больше. Этим хотели сказать, что лицо, проживающее в этих апартаментах, – профессиональный свидетель.

В статье в «С.-Джеймс Кроникл» говорилось, что дамы, подвергающиеся оскорблению попугаем, должно быть, очень бедны и совершенно лишены друзей, потому что, если бы они купили попугая, как только узнали о его существовании, публика, к своему сожалению, лишилась бы этой истории. Там говорилось, что это не иначе, как месть, и, не называя меня, говорилось, что автор заслуживает быть англичанином. Встретив Эгарда, я спросил у него, почему он не покупает попугая. Он ответил, смеясь, а затем серьезно, что попугай доставляет удовольствие всем, кто знает этих персон, и не захотел говорить ничего сверх того. Жарба, наконец, нашел покупателя, и принес мне пятьдесят гиней. Гудар мне сказал, что это был милорд Гросвенор. Этот сеньор любил Шарпийон, но между прочим и не слишком сильно. Эта шалость стала концом моего знакомства с этой кокеткой, так что впоследствии я встречался с ней в Лондоне на променадах и в спектаклях, даже не вспоминая обо всем том, что случилось со мной из-за нее, настолько она стала мне безразлична.

Войдя однажды в парк С.-Джеймс со стороны Букингемского дворца, я услышал, как меня окликают две девицы, пьющие молоко в комнате на первом этаже. Не зная их, я прошел дальше своей дорогой, когда молодой человек в английской униформе, подбежав ко мне, сказал, что эти девицы итальянки, что они меня знают и имеют кое-что мне сказать. Я, поблагодарив его, направился к ним. Я был удивлен, зайдя в комнату и увидев там Поччини, одетого в униформу, который сказал мне весело, что имеет честь представить мне этих девиц. Я холодно ответил, что не забыл моей табакерки и моих часов, которые две другие из его девиц украли у меня в Штутгарте. Он ответил, что я лгу. На что я выплеснул ему в лицо остаток молока, что было в стакане, и вышел. При мне не было шпаги. Английский офицер последовал за мной и сказал, что я не уйду, не дав сатисфакцию его другу, которого оскорбил.

– Идите сказать ему, чтобы вышел, и приходите вместе с ним в Грим-Парк, я обещаю, что угощу его ударами трости в вашем присутствии, по крайней мере, если вы не соблаговолите драться вместо него; но в этом случае дайте мне время пойти взять свою шпагу. Вы знаете этого человека, которого вы называете своим другом?

– Нет, но он офицер, и это я привел его пить молоко, вместе с его девушками, и он позвал вас в нашу комнату.

– Прекрасно, я буду драться с вами на смерть, чтобы дать вам сатисфакцию, которой вы желаете; но заявляю вам, что ваш друг – вор, и что он – сутенер этих девиц. Идите, я вас подожду.

По истечении четверти часа они вышли, все четверо; девицы пошли прогуляться, а англичанин и Почини последовали за мной. Видя, что везде много народу, я прошел в Гайд-Парк и там остановился.

Почини стал мне что-то говорить, но я прервал его, подняв мою трость и сказав, что награжу его ударами, если он не достанет свою шпагу; он ответил, что ни за что не обнажит шпаги против безоружного, но я отвесил ему легкий удар. Подлец вскрикнул и назвал меня драчуном, и англичанин, после взрыва смеха, попросил меня его извинить, взял под руку, и мы вернулись обратно, оставив там мерзавца, который, ругаясь, пошел в другую сторону.

Дорогой я рассказал ему в деталях о качествах этого человека, и он признал свою ошибку, но сказал, что, к несчастью, он влюблен в одну из этих девиц. Придя в С.-Джеймс Парк, мы их видим, и я смеюсь, когда вижу с ними Гудара. Я спрашиваю, откуда он их знает, и он отвечает, что капитан, их отец, который продал ему украшения, их ему представил. Они смеются и спрашивают у меня, где я его оставил. Я отвечаю, что я его побил, и они говорят, что я хорошо сделал. Англичанин, удивленный подлым характером этих шлюх, просит у меня извинения, обнимает меня и клянется, уходя, что больше я его с ними не увижу.

Каприз Гудара, которому я имел слабость последовать, заставил нас пойти в таверну возле Чаринг – Кросс обедать вместе с девицами. Хитрец их напоил и заставил в опьянении поносить почем зря их так называемого отца. Он не жил с ними, но наносил им ночные визиты, чтобы заставлять отдавать ему все деньги, что они смогли заработать. Он приводил к ним часто мужчин и подговаривал их красть, придавая воровству видимость шутки, когда оно бывало раскрыто. Они передавали ему украденные вещи, с которыми не знали, что делать. Я рассмеялся, видя Годара, который говорил мне в парке, что познакомился с капитаном, покупая у него украшения.

После этого неприятного обеда я направился к себе, оставив Годару отвести их к ним домой.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
Отто Шмидт
Отто Шмидт

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт – поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого – безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О.Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, – еще до начала его арктической эпопеи, – а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

Владислав Сергеевич Корякин

Биографии и Мемуары
Русский крест
Русский крест

Аннотация издательства: Роман о последнем этапе гражданской войны, о врангелевском Крыме. В марте 1920 г. генерала Деникина сменил генерал Врангель. Оказалась в Крыму вместе с беженцами и армией и вдова казачьего офицера Нина Григорова. Она организует в Крыму торговый кооператив, начинает торговлю пшеницей. Перемены в Крыму коснулись многих сторон жизни. На фоне реформ впечатляюще выглядели и военные успехи. Была занята вся Северная Таврия. Но в ноябре белые покидают Крым. Нина и ее помощники оказываются в Турции, в Галлиполи. Здесь пишется новая страница русской трагедии. Люди настолько деморализованы, что не хотят жить. Только решительные меры генерала Кутепова позволяют обессиленным полкам обжить пустынный берег Дарданелл. В романе показан удивительный российский опыт, объединивший в один год и реформы и катастрофу и возрождение под жестокой военной рукой диктатуры. В романе действуют персонажи романа "Пепелище" Это делает оба романа частями дилогии.

Святослав Юрьевич Рыбас

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное