Читаем История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 9 полностью

Она мне сказала, что у нее есть отец и мать, порядочные люди, хотя и бедные; и по правде говоря, я не старался узнать у нее их имена. Она сказала мне только свое имя при крещении – Марколина, которое, возможно, и не ее, но мне это безразлично.

– Это ее имя.

– Ее? Значит, Ваше Превосходительство его знает?

– Да. Вчера я этого не знал, но теперь знаю. Два месяца, имя – Марколина; теперь я уверен, что мой слуга не сошел с ума.

– Ваш слуга?

– Да. Это его племянница. Он узнал в Лондоне, что она сбежала из дома в середине поста. Мать Марколины, его сестра, об этом ему написала. Блестящее состояние, в котором он ее увидел вчера, помешало ему с ней заговорить, он даже подумал, что ошибся; он побоялся совершить ошибку и проявить ко мне неуважение, видя, что я принимаю ее за нашим столом в качестве вашей племянницы. Но как она сказала вам, выходя отсюда, вполне может быть, что ее дядя Матье находится у меня на службе; однако, не может быть, чтобы она его не узнала. Она должна была его видеть.

– Она его не видела, потому что она, насколько я ее знаю, сказала бы мне об этом.

– Правда, он все время находился позади нее. Но давайте перейдем к сути дела. Скажите мне, вы в состоянии мне это сказать, Марколина – ваша жена, или, может быть, вы со временем собираетесь на ней жениться.

– Я люблю ее настолько, насколько это вообще возможно, но я не могу сделать ее моей женой; это является причиной ее и моего горя, но это касается только ее и меня.

– Я уважаю ваши резоны и даже не пытаюсь их узнать; но в таком случае не сочтете ли вы дурным с моей стороны, что я проявлю к ней интерес с той точки зрения, чтобы попросить вас позволить ей вернуться в Венецию вместе со своим дядей?

– Думаю, что Марколина была бы счастлива, внушив вам некоторый интерес, и уверен также, что возвращение ее в лоно семьи под покровительством Вашего Превосходительства могло бы загладить ошибку, которую она совершила своим бегством. Что же касается моего позволения, очевидно, что я не мог бы этому воспротивиться, потому что я ей не хозяин. В качестве любовника, я защитил бы ее всеми своими силами от попыток силой вырвать ее из моих рук; но если она хочет меня покинуть, я могу только пролить слезы и, примирившись, надеяться, что время заживит мою рану, как оно залечило столько других.

– Вы рассудительный человек. Значит, вы не сочтете дурным, если я возьму на себя этот прекрасный труд? Вы понимаете, что без вашего согласия я не посмел бы ни во что вмешиваться.

– Я уважаю веления судьбы, когда, как мне кажется, они приходят из чистого источника; я поклоняюсь Богу и склоняюсь перед его волей. Если Ваше Превосходительство сможет убедить Марколину меня покинуть, я соглашусь; но прошу вас использовать только пути нежности, потому что Марколина умна, она меня любит, и знает, что она свободна; кроме того, она рассчитывает на меня, и в этом не ошибается. Поговорите с ней сегодня же тет-а-тет, потому что мое присутствие, возможно, будет нервировать вас обоих. Отложите беседу с ней до после обеда, так как дискуссия может быть долгой.

– Дорогой Казанова, вы благородный человек, и я клянусь, что рад знакомству с вами.

– Я ухожу, и заверяю вас, что не стану предупреждать Марколину ни о чем.

Вернувшись в «Парк», я пересказал Марколине весь диалог и, известив, что обещал не предупреждать ее ни о чем, сказал ей, что она должна не совершить промашку и показать г-ну Кверини, что я не ошибся, сказав ему, что она не видела своего дядю.

– Ты должна, – сказал я, – когда ты его увидишь, сделать удивленный вид, назвать его, подбежать к нему и поцеловать. Сделаешь это? Это будет хороший театральный жест, который в то же время покажет всей компании твой добрый нрав.

– Будь уверен, что я проделаю это очень хорошо.

Когда она была готова, мы пошли к послам, которые, всем своим двором, ждали только нас. Марколина, еще более оживленная и еще более блестящая, чем накануне, выделяя г-на Кверини, была мила и со всеми остальными. За четверть часа до того, как подали на стол, вошел лакей Маттье, чтобы представиться своему господину, который сидел возле Марколины, положив свои очки на блюдце. Внезапно Марколина прервала интересный диалог, с которым обращалась ко всему обществу, остановила взор на лице этого человека и воскликнула:

– Дядя!

– Да, дорогая племянница.

Она вскакивает, она обнимает его, он прижимает ее к сердцу, и мы все изображаем удивление, которое должна вызвать эта встреча.

– Я знала, – говорит она ему, – что вы уехали из Венеции вместе с вашим хозяином, не знаю куда; но я не знала, что ваш хозяин – Его Превосходительство. Я страшно рада вас видеть. Вы сообщите в Венецию обо мне. Вы видите, что я счастлива. Где вы были вчера?

– Здесь.

– И вы меня не видели?

– Разумеется видел; но ваш другой дядя, который здесь…

– Ладно, – говорю я ему, смеясь, – дорогой кузен, познакомимся, и обнимите меня; Марколина, я вас поздравляю.

– Ох! Вот так штука! – говорит г-н Кверини.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
Отто Шмидт
Отто Шмидт

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт – поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого – безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О.Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, – еще до начала его арктической эпопеи, – а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

Владислав Сергеевич Корякин

Биографии и Мемуары
Русский крест
Русский крест

Аннотация издательства: Роман о последнем этапе гражданской войны, о врангелевском Крыме. В марте 1920 г. генерала Деникина сменил генерал Врангель. Оказалась в Крыму вместе с беженцами и армией и вдова казачьего офицера Нина Григорова. Она организует в Крыму торговый кооператив, начинает торговлю пшеницей. Перемены в Крыму коснулись многих сторон жизни. На фоне реформ впечатляюще выглядели и военные успехи. Была занята вся Северная Таврия. Но в ноябре белые покидают Крым. Нина и ее помощники оказываются в Турции, в Галлиполи. Здесь пишется новая страница русской трагедии. Люди настолько деморализованы, что не хотят жить. Только решительные меры генерала Кутепова позволяют обессиленным полкам обжить пустынный берег Дарданелл. В романе показан удивительный российский опыт, объединивший в один год и реформы и катастрофу и возрождение под жестокой военной рукой диктатуры. В романе действуют персонажи романа "Пепелище" Это делает оба романа частями дилогии.

Святослав Юрьевич Рыбас

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное