История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 9

– Я сказала это, – сказала она, – отвечая собственной мысли. Я чувствую себя хорошо, я научилась жить, мне семнадцать лет, и я стала в течение двух месяцев достаточно богата, честным и законным образом. Я счастлива, потому что чувствую себя таковой. Я обязана всем этим самой большой ошибке, которую может допустить порядочная девушка. Не должна ли я смириться, возблагодарив сотню тысяч раз божественное Провидение?

– Да; но вы должны, тем не менее, покаяться в ошибке, которую вы совершили.

– Именно это меня и смущает, потому что, чтобы раскаяться, надо, чтобы я так думала, но когда я об этом думаю, я не могу раскаиваться. Мне надо проконсультироваться об этом с каким-нибудь большим теологом.

– Это не обязательно. Я сам вам скажу во время путешествия, как это устраивается. Когда раскаиваются, не следует думать об удовольствии, которое принес вам совершенный проступок.

Г-н Кверини, почувствовав себя апостолом, с благоговением полюбил красивую новообращенную. По выходе из-за стола он исчез на четверть часа, затем, вернувшись, сказал Марколине, что если бы ему надо было проводить собственную дочь в Венецию, он повез бы ее единственным способом, а именно, передав ее на попечение дамы Венеранды, которая была его гувернанткой, женщины, которой он полностью доверяет.

– Я поговорю с ней, и все будет в порядке, вы будете с ней день и ночь, вы будете с ней спать, если вам угодно, и будете есть с нами вплоть до Венеции, где я сам передам вас в руки вашей матери, в присутствии вашего дяди.

– Пойдемте повидаемся с м-м Венерандой.

– Охотно. Казанова, пойдемте с нами .

Мы пошли, и я увидел женщину почтенного возраста, в которую Марколина не должна была бы влюбиться свойственным ей образом, которая имела однако разумный вид и благородные манеры. Г-н Кверини сказал ей в нашем присутствии все, что перед этим говорил Марколине, и дуэнья заверила его, что отнесется к ней со всем вниманием. Марколина ее обняла, она имела удовлетворенный вид, и мы порадовали компанию известием, что она едет с ними.

– Думаю, – сказал г-н Кверини, – надо поместить моего метрдотеля в другую коляску, потому что моя рассчитана только на двоих.

– Ваше Превосходительство, – сказал я, – не должны об этом думать, потому что у Марколины есть своя коляска, в которой она и м-м Венеранда поместятся вполне удобно, и где можно будет поместить также и ее чемоданы.

– Ты, значит, хочешь, – спросила она, – подарить мне также и коляску?

Я не мог ответить. Я сделал вид, что мне надо высморкаться, и отошел к окну вытереть слезы. Вернувшись через две минуты, я не увидел Марколины. Прокуратор Морозини, тоже растроганный, сказал мне, что она пошла поговорить с м-м Венерандой. Все вокруг погрустнели, и, зная, что причиной этого стали мои чувства, я заговорил об Англии, куда я направлялся, чтобы устроить свою судьбу с помощью имеющегося у меня проекта, который зависел только от министра милорда д’Эгремон. Г-н Морозини сказал, что даст мне письмо к этому министру, и другое – к г-ну Цуккато, который был резидентом Венеции. Г-н Кверини спросил у него, не будет ли он, рекомендуя меня, скомпрометирован перед Государственными Инквизиторами, и прокуратор холодно ответил, что трибунал Инквизиторов не сообщил ему о преступлении, которое я совершил. Г-н Кверини, человек очень сдержанный, кивнул и ничего не ответил. Марколина вернулась, и все присутствующие заметили, что она плакала. Она подошла ко мне, сказав, не хочу ли я отвести ее в «Парк», потому что ей надо собрать свой чемодан и разложить в коробки большое количество своих безделушек, которые ей дороги. Мы ушли, будучи приглашенными обедать у них также и завтра. Отъезд был назначен на послезавтра.

Придя в свою комнату, я, безутешный, разделся, приказав проверить коляску и приготовить ее к долгому путешествию. Я бросился на кровать в домашней одежде, не слушая то, что говорила мне, весьма разумно, Марколина.

– Согласись, – говорила мне она, – это не я тебя бросаю, а ты меня отсылаешь.

В шесть часов г-н Морозини и г-н Кверини пришли во двор гостиницы и, перед тем, как подняться, остановились осмотреть мою коляску, которую проверял кузнец. Они поговорили с Клермоном, затем поднялись к нам с визитом. Я извинился перед ними за то, что не одет. Г-н Кверини посмеялся над количеством коробок, которые Марколина собиралась разместить в коляске, и восхитился, когда узнал, что это именно та, которую они только что видели, потому что она была очень красивая. Г-н де Морозини сказал Марколине, что если она захочет продать ее ему по приезде в Венецию, он даст ей тысячу дукатов, что соответствует примерно тысяче французских экю; она стоила вдвое больше.

Это будет, – сказал ей г-н Кверини, – увеличение капитала.