Читаем История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 9 полностью

После этой ужасной истории она прикрыла голову грязным платком, чтобы скрыть поток слез. Я был, как окаменевший, вне себя, и испытывал неодолимую потребность понять хотя бы одну из причин ужасной бездны, в которой я увидел это несчастное падшее создание. Жалость заставила меня немедленно сделать что-нибудь для нее.

– Что ты собираешься делать?

– Ты издеваешься надо мной. Я не знаю, что это значит – делать что-нибудь. Чтобы что-то делать, надо иметь хотя бы немного денег. Завтра ко мне придут с арестом. Я отправлюсь умирать в тюрьме. Пусть исполнится божья воля. Постой, кто-то ко мне идет. Подожди.

Она встает, выходит; я слышу, как она говорит; кто-то уходит; она возвращается и говорит мне, что отдала двадцать четыре су сводне, что привела к ней мужчину.

– Я сказала ей, что у меня народ, и что я занята на всю ночь.

Мой ужас возрастает; я говорю, что не знаю, как ей помочь, ни своим кошельком, ни советом.

– Что ты будешь делать, если у тебя появятся деньги?

– Если будет достаточно, я пойду лечиться.

– И затем?

– Если у меня останется, я отправлюсь в Болонью, где буду жить своим ремеслом и став, может быть, умнее.

– Но куда ты пойдешь лечиться, если шпионы собираются тебя арестовать?

– Я ничего не знаю. Если бы Коллальто меня не бросил!

– Ах, бедная Кортичелли! Ты пропала, и позволь мне сказать тебе, что ты напрасно винишь в своих несчастьях других, а не себя саму. Я бы тебя никогда не бросил, если бы ты не поступила со мной как настоящий враг. Вытри свои слезы! Сейчас я тебе ничего не скажу. Я ухожу, но обещаю тебе вернуться завтра или послезавтра и сказать, куда ты должна пойти, чтобы лечиться, так, чтобы никто не мог тебя найти; я оплачу все, что для этого нужно. Вылечившись, ты получишь деньги, необходимые, чтобы ехать в Болонью, и затем, – храни тебя Бог. Больше ты меня не увидишь.

Бедная девочка могла поблагодарить меня лишь всхлипываниями и пожатием моих рук своими, дрожащими от чувств, потому что то, что я ей сказал, нашло отклик в ее душе. Я оставался там до конца этого извержения чувств. В конце сцены я дал ей четыре луи и ушел с сокрушенным сердцем.

Озабоченный тем, чтобы вытащить эту несчастную из пропасти, в которую она скатилась, я решил пойти к знакомому хирургу, порядочному человеку, который единственный мог бы мне подсказать, что надо сделать, чтобы поместить Ла Кортичелли в безопасное и тайное место, где бы она могла отсидеться вплоть до своего излечения. Это был мой прежний хирург Файе, который жил на улице Сены. Я взял фиакр и поехал туда. Я застал его за столом вместе с семьей; я попросил его кончить ужин, затем пройти со мной в свой кабинет и выслушать меня. Я ему все рассказал. Курс ее лечения составлял шесть недель. Никто не должен был о ней знать. Она заплатит авансом. Во сколько ей это обойдется? Она бедна. Это милостыня, которую я оказываю.

Вместо ответа Файе пишет записку с адресом и дает ее мне, со словами:

– Здесь все.

В записке предписано человеку, чей адрес дан – в конце предместья Сен-Оноре, – принять на пансион персону, которая передает эту записку и заплатит ему сто луи, затем, по истечении шести недель, отпустить ее, излеченную и спасенную. Было также добавлено, что для больной важно, чтобы ее никто не видел. Обрадованный тем, что окончил это дело так быстро и так удачно, я возвращаюсь к себе, ужинаю и ложусь в постель, не желая слышать моего братца. Я передал ему, что он сможет поговорить со мной в восемь часов. Мне необходимо было отдохнуть.

Он приходит в мою комнату в восемь и, как всегда, дурак, говорит мне, что желает сообщить о своем плане, перед тем, как я лягу спать, с тем, чтобы у меня было время подумать о нем ночью.

– Этого не нужно. Ты хочешь остаться в Париже или ехать в Рим?

– Дайте мне деньги на путешествие, и я останусь в Париже, письменно обязавшись не заявляться больше к моему брату и к вам, когда вы тут будете. Это должно вас устроить.

– Ты дурак, потому что только я могу судить, устроит меня это или нет. Выйди отсюда. У меня нет времени тебя слушать. Либо в Париже без единого су, либо двадцать пять луи, чтобы уехать в Рим, – выбирай сам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
Отто Шмидт
Отто Шмидт

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт – поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого – безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О.Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, – еще до начала его арктической эпопеи, – а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

Владислав Сергеевич Корякин

Биографии и Мемуары
Русский крест
Русский крест

Аннотация издательства: Роман о последнем этапе гражданской войны, о врангелевском Крыме. В марте 1920 г. генерала Деникина сменил генерал Врангель. Оказалась в Крыму вместе с беженцами и армией и вдова казачьего офицера Нина Григорова. Она организует в Крыму торговый кооператив, начинает торговлю пшеницей. Перемены в Крыму коснулись многих сторон жизни. На фоне реформ впечатляюще выглядели и военные успехи. Была занята вся Северная Таврия. Но в ноябре белые покидают Крым. Нина и ее помощники оказываются в Турции, в Галлиполи. Здесь пишется новая страница русской трагедии. Люди настолько деморализованы, что не хотят жить. Только решительные меры генерала Кутепова позволяют обессиленным полкам обжить пустынный берег Дарданелл. В романе показан удивительный российский опыт, объединивший в один год и реформы и катастрофу и возрождение под жестокой военной рукой диктатуры. В романе действуют персонажи романа "Пепелище" Это делает оба романа частями дилогии.

Святослав Юрьевич Рыбас

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное