Читаем История Жака Казановы де Сейнгальт. Том 9 полностью

Я не мог обедать. Мне было стыдно, что меня так провел неопытный молодой человек. Я бросился на кровать и проспал до тех пор, пока меня не разбудил почтальон, показывая мне виновника, у которого был вид умирающего. Я приказал, ничего ему не говоря, запереть его в комнате, где у него была хорошая постель, куда ему подали ужин и где его держали до утра следующего дня, когда я должен был уезжать в Булонь и Кале. Я должен был оставить его отдыхать, так как он был весь разбит. Почтальон поймал его на половине пятого поста, немного дальше Амьена. Он был смирен, как ягненок. На следующее утро я его позвал и спросил, поедет ли он со мной в Лондон добровольно или связанным.

– Добровольно, даю вам слово чести; но верхом и вслед за вами, потому что иначе я чувствую себя униженным. Я не хочу, чтобы могли сказать, что вы преследуете меня, потому что я вас обокрал.

– Я принимаю ваше слово чести. Закажите другую лошадь. Поцелуйте меня.

Довольный, он сел на лошадь и, следуя впереди меня, остановился только в Кале у «Золотой Руки», где был удивлен, увидев свой чемодан. Я прибыл через час после него.

Глава VII

Мое прибытие в Лондон. Ла Корнелис. Я представлен ко двору. Я снимаю меблированный дом. Я делаю множество знакомств. Мораль англичан.

Едва прибыв, я вызвал хозяина гостиницы и приказал подготовить мне квитанцию на мою почтовую коляску, которую я ему оставлял под его ответственность, и забронировал пакетбот, чтобы он был в моем распоряжении, когда захочу. Был только один свободный, второй был для всех пассажиров, которые платили по шесть франков с головы. Я заплатил за это шесть гиней вперед, взяв квитанцию, потому что меня предупредили, что начиная с Кале человек становится неправ во всех своих спорах, когда не может доказать свою осязаемую и видимую правоту. Клермон до отлива погрузил все мое имущество, и я приказал ужинать. Хозяин известил меня, что в Англии луи не котируются, и поменял мне их на гинеи, без всякой для себя выгоды. Я был восхищен его честностью, так как гинея котируется на семнадцать французских су выше, чем луи.

Маленький д’Аранда – Транти смирился со своей участью. Он был теперь спокоен, горд тем, что смог показать мне свою лихость на лошади. Мы сели за стол, и я услышал звук английских слов в дверях моей комнаты. Вошел хозяин и сказал, что это курьер милорда герцога Бедфордского, посла Англии, который только что прибыл, возвращаясь в Лондон из Версаля. Этот курьер спорил с хозяином пакетбота, который я зафрахтовал; он говорил, что заказал его письмом и что тот не может им распоряжаться; тот отвечал, что письма не получал, и никто не может убедить его в обратном. Я поздравил себя с тем, что пакетбот мой. Я пошел спать, и на следующий день, рано утром, пришел хозяин, говоря, что в полночь прибыл посол, и что его камердинер хочет со мной поговорить. Я его впустил, и он сказал от имени милорда, который торопится вернуться в Лондон, что если я соглашусь уступить ему пакетбот, я смогу, тем не менее, попасть в Дувр. Я взял перо и написал мой ответ в следующих выражениях:

«Милорд герцог может располагать всем моим пакетботом, за исключением места, занимаемого тремя людьми и моим маленьким багажом. Я с готовностью пользуюсь случаем сделать этот маленький подарок послу Англии».

Камердинер вернулся, чтобы сказать мне, что посол меня благодарит, но хочет платить.

– Это невозможно, так как уже оплачено.

– Он вернет вам шесть гиней.

–  Скажите этому сеньору, что он может пользоваться, но только без оплаты, и никак не иначе, потому что я не перепродаю товар, который купил .

Полчаса спустя является сам герцог, который, велев о себе доложить, с важным видом заявляет, что я прав, но также и он прав, уклоняясь от слишком большой любезности, которую я собираюсь ему оказать. Я соглашаюсь с его доводом с оскорбленным видом, но не уступаю.

– Это, – говорит он мне, – вопрос темперамента. Если вы уступаете, я не становлюсь вам менее обязан. Заплатим каждый по половине.

– Согласен, милорд, и я обязан вам за честь, которую вы мне оказываете. Я не отъеду, пока вы не будете готовы.

Он кладет три гинеи на мой комод, не показывая мне этого, и выходит, поблагодарив меня. Час спустя я возвращаю ему визит. Я велю сказать хозяину пакетбота, что он может грузить на борт милорда и весь его багаж, и я не вмешиваюсь в обсуждение, которое он ведет с офицерами посла насчет оплаты. Это меня не касается.

Мы проходим Ла Манш за два с половиной часа, при весьма сильном ветре. Назавтра визит чиновников, проверяющих, не везу ли я контрабанду, представляется мне весьма утомительным, наглым, бестактным и даже неприличным, но следует его терпеть и не обращать внимания, так как грубый англичанин, имея за собой закон, намного бесцеремонней француза.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное
Отто Шмидт
Отто Шмидт

Знаменитый полярник, директор Арктического института, талантливый руководитель легендарной экспедиции на «Челюскине», обеспечивший спасение людей после гибели судна и их выживание в беспрецедентно сложных условиях ледового дрейфа… Отто Юльевич Шмидт – поистине человек-символ, олицетворение несгибаемого мужества целых поколений российских землепроходцев и лучших традиций отечественной науки, образ идеального ученого – безукоризненно честного перед собой и своими коллегами, перед темой своих исследований. В новой книге почетного полярника, доктора географических наук Владислава Сергеевича Корякина, которую «Вече» издает совместно с Русским географическим обществом, жизнеописание выдающегося ученого и путешественника представлено исключительно полно. Академик Гурий Иванович Марчук в предисловии к книге напоминает, что О.Ю. Шмидт был первопроходцем не только на просторах северных морей, но и в такой «кабинетной» науке, как математика, – еще до начала его арктической эпопеи, – а впоследствии и в геофизике. Послесловие, написанное доктором исторических наук Сигурдом Оттовичем Шмидтом, сыном ученого, подчеркивает столь необычную для нашего времени энциклопедичность его познаний и многогранной деятельности, уникальность самой его личности, ярко и индивидуально проявившей себя в трудный и героический период отечественной истории.

Владислав Сергеевич Корякин

Биографии и Мемуары
Русский крест
Русский крест

Аннотация издательства: Роман о последнем этапе гражданской войны, о врангелевском Крыме. В марте 1920 г. генерала Деникина сменил генерал Врангель. Оказалась в Крыму вместе с беженцами и армией и вдова казачьего офицера Нина Григорова. Она организует в Крыму торговый кооператив, начинает торговлю пшеницей. Перемены в Крыму коснулись многих сторон жизни. На фоне реформ впечатляюще выглядели и военные успехи. Была занята вся Северная Таврия. Но в ноябре белые покидают Крым. Нина и ее помощники оказываются в Турции, в Галлиполи. Здесь пишется новая страница русской трагедии. Люди настолько деморализованы, что не хотят жить. Только решительные меры генерала Кутепова позволяют обессиленным полкам обжить пустынный берег Дарданелл. В романе показан удивительный российский опыт, объединивший в один год и реформы и катастрофу и возрождение под жестокой военной рукой диктатуры. В романе действуют персонажи романа "Пепелище" Это делает оба романа частями дилогии.

Святослав Юрьевич Рыбас

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное