История жены

Элизабет Дюпле едва исполнилось двадцать лет, когда она познакомилась с Филиппом Леба, депутатом Национальной ассамблеи и другом Максимилиана Робеспьера, жившего в доме ее отца. Вместе с сестрой Робеспьера Шарлоттой она посетила открытое заседание Ассамблеи и сразу оказалась очарована Леба. Симпатия была взаимной, и через несколько месяцев Леба объяснился Элизабет в любви, не забыв при этом убедиться в ее республиканских убеждениях. Он хотел удостовериться, что она будет достойной супругой, готовой отказаться от легкомысленных удовольствий и посвятить себя воспитанию детей. Затем Леба обратился к семье Элизабет. Так как они были убежденными республиканцами, он полагал, что они будут рады видеть его своим зятем. К тому же он был на десять лет старше Элизабет, хорошо образован и занимал видную должность. После некоторых сомнений со стороны матери Элизабет – ведь старших сестер следовало выдать замуж раньше младшей – она и ее супруг дали свое согласие.

Дата свадьбы была назначена. У Элизабет было двадцать дней, чтобы подготовить приданое. Ее отец, владевший несколькими домами, предоставил один из них в распоряжение будущих молодоженов. Но тут вмешались дела государственной важности. Леба был выбран для особого задания и был вынужден в тот же день покинуть невесту. Элизабет была безутешна. Несмотря на увещевания своего друга Робеспьера, она «не хотела больше быть патриоткой»[246]. Выбор между нуждами нации и ее собственной тоской по Филиппу был очевиден. В итоге она смогла (с помощью Робеспьера) вернуть Филиппа домой на достаточно долгий срок, чтобы они смогли пожениться. А спустя еще несколько месяцев она забеременела.

Любовь двух пылких республиканцев оказалась прервана политической катастрофой. Когда Максимилиан Робеспьер пал жертвой термидорианского переворота (27 июля 1794 года), Леба погиб вместе с ним[247]. Элизабет после писала, что была «убита горем и почти обезумела» и, забыв о новорожденном сыне, два дня пролежала на полу. Затем как вдова Леба и мать его ребенка она была помещена в тюрьму Таларю вместе с младенцем. Она вспоминала: «Я стала матерью пять недель назад; я кормила сына; мне не было еще и двадцати одного года; я потеряла почти все».

Элизабет и ее грудной ребенок провели в тюрьме девять месяцев. Каждую ночь она спускалась во двор и стирала в корыте пеленки, а затем сушила их между матрасами. Надзиратели и правительственные агенты убеждали ее выйти замуж за другого депутата и избавиться от «позорной фамилии», но она сопротивлялась этим попыткам. Наоборот, она держалась за фамилию мужа и, выйдя наконец из тюрьмы, сохранила ее до конца своих дней. Воспоминания о годе замужества помогли ей пережить шестьдесят пять лет вдовства. Все это время она продолжала верить в покойного мужа и в революционные идеалы, за которые он погиб.

Истории мадам Ролан и мадам Леба показывают, как сильно женщины-республиканки могли быть вовлечены в общественную жизнь своих мужей и как строго наказывались за их политическую активность. Жизнь была еще более сурова к аристократкам, которые часто отправлялись в тюрьму или на гильотину из‐за своего благородного происхождения. Ситуация для жен из знатных родов могла очень сильно разниться и зависела от многих факторов: региона, отношений ее семьи с местным сообществом (которое могло защитить ее, а могло и нет), присутствия или отсутствия супруга. Если муж эмигрировал, чтобы присоединиться к контрреволюционным силам или просто спасти свою жизнь, а жена оставалась приглядывать за семьей и имуществом, ее положение становилось весьма рискованным. Ее могли бросить в тюрьму из‐за аристократического статуса или из‐за подозрений в нелегальных контактах с находящимся за границей мужем.

Наглядной иллюстрацией всех этих проблем служит история Мари-Виктуар де Ламбийи, графини Ла Вийруйе. Эта маленькая бретонская женщина двадцати шести лет, ростом в 142 сантиметра, была в октябре 1793 года заключена под стражу на том основании, что была «из знати, жена и сестра эмигранта»[248]. К тому моменту она уже двадцать месяцев не видела мужа, который покинул Францию, чтобы присоединиться к борцам с Революцией из Германии. Прежде чем оставить свою жену, муж дал ей право распоряжаться всей семейной собственностью. По закону она также отвечала за троих маленьких детей, один из которых родился через шесть недель после того, как муж уехал.

До заточения мадам де Ла Вийруйе жила с детьми у престарелой тетки, но стоило Робеспьеру 2 июня 1793 года объявить всех жен, отцов, матерей, детей, братьев и сестер эмигрантов «подозрительными», ее арестовали и посадили под замок.