История жены

От других заключенных мадам де Ла Вийруйе отличало то, что она отказалась молчаливо пережидать годы Революции. Сидя в холодной, сырой, неотапливаемой камере, она рассылала сотни писем чиновникам местного и национального масштаба, выступая против своего заключения и тех условий, в которых содержались заключенные. В октябре 1794 года, через год после того, как ее взяли под стражу, Ла Вийруйе написала предельно взвешенное письмо с подробным опровержением всех оснований для ее ареста. По поводу высокого происхождения она писала: «Никто не может быть в ответе за то, чего не выбирал». А по поводу эмиграции мужа: «С июля 1792 года я не получала весточки от мужа ‹…› и у меня есть все основания полагать, что его больше нет в живых».

Самое интересное в ее аргументации – протест против того, что жену можно судить за действия ее мужа. Она писала: «Пускай даже он эмигрант – неужели можно меня винить за поступки, которые он совершил, и решения, которые он принял? Повсеместно считается, что муж – глава семьи и несет за нее всю ответственность; следовательно, никто не может вменять жене в вину поведение мужа». Для того периода было ново, что жена декларирует свою независимость, моральную и юридическую, от мужа и требует, чтобы ее не судили по его поступкам. В конце концов усилия Ла Вийруйе не пропали втуне, потому что в январе 1795 года под натиском ее писем ее саму и ее товарищей по заключению освободили.

Во времена Революции многие француженки оказались в сложной ситуации, которая требовала переходить в нападение и вести себя дерзко, подобно мужчинам. Ла Вийруйе, как и мадам Ролан, понимала, что амплуа «женщины-писательницы» делает ее мишенью насмешек; и все же она без колебаний употребила свой писательский талант, чтобы спасти себя и товарищей по несчастью.

Спустя четыре года, в январе 1799 года, она вынуждена была пойти еще дальше. К тому времени она с мужем, который скрывался под вымышленным именем, скромно жила в Париже. Когда его поймали и предъявили обвинение в эмиграции, каравшееся смертной казнью, мадам Ла Вийруйе решила прийти в суд и выступить в его защиту. У нее не было юридического образования, и она не могла быть уверена, что ей позволят выступить на стороне мужа. Но она была столь убедительна, что ей дали слово на судебном процессе, и она смогла убедить семерых судей «в полном облачении, с усами и острыми саблями» в невиновности своего любимого супруга. Ее речь длилась сорок две минуты, впоследствии мадам Ла Вийруйе описала ее в мемуарах, адресованных детям. В ней она продемонстрировала умение найти подобающие юридические аргументы, опровергающие обвинение, а также доводы, взывающие к отцовскому и мужнему чувству судей. Стражи, доставившие господина Ла Вийруйе в зал заседания, даже не попытались остановить его, когда он направился к жене и поцеловал ее в конце ее речи, и судьи вынесли приговор всего за полчаса обсуждения. Мадам Ла Вийруйе сумела с выгодой для себя использовать новизну и пафос этой сцены: жены, защищающей мужа от обвинений.

Еще одной женой-аристократкой, которую Революция вынудила к решительным действиям, была Элиза Фужере де Менервиль. Она родилась в семье влиятельного судьи и в восемнадцать лет вышла замуж за мужчину, который был на тринадцать лет ее старше, имел значительное состояние и хорошую репутацию. Как и полагалось представительнице ее класса, она беспрекословно приняла решение своих родителей. Первые пять лет брака они с мужем жили в семье ее родителей, и она была очень счастлива этим обстоятельством. Но в октябре 1791 года они вместе с мужем и двумя маленькими детьми влились в поток эмигрантов, спасающихся от Революции.

Сперва они жили в Бельгии и Голландии, а затем переселились в Англию. Из Франции приходили все более печальные известия: сначала ее мать и сестер отправили в тюрьму, затем ее отца казнили на гильотине. И чем дальше они с мужем уезжали от дома, тем меньше у них оставалось средств. В конце концов в Лондоне мадам де Менервиль, в первые годы брака имевшая позолоченную карету и украшения с бриллиантами, сделалась работницей. Подобно множеству жен эмигранток, она стала единственной кормилицей в семье. Она рассказывала: «Я расписывала веера для купца из Сити, который затем отправлял их в Португалию. Вышивала гладью по заказу другого купца, который затем отправлял свои товары в Россию. Давала уроки французского ‹…› Расшивала платья – это было самое прибыльное предприятие…»[249] Если высокопоставленные мужчины зачастую не могли найти для себя работы за границей, то их жены были более гибкими. Их не готовили к армейской или юридической службе. Они всего лишь умели шить, готовить, были обучены искусствам, и именно эти навыки им пригодились. Революция разрушила многие надежды, но некоторые жены были горды тем, что стали зарабатывать деньги для семьи.