Обуреваемый этими мыслями, Шалье вышел из священства, поступил на работу в торговую компанию и некоторое время путешествовал по коммерческим делам. Его изгнали из Италии за проповеди революционного учения. Благодаря этому его заметили Марат, Робеспьер, Камилл Демулен и Фоше. Под их покровительством он и основал в Лионе клуб, день и ночь вдохновляемый его речами. Муниципалитет, где две поочередно одерживавшие перевес партии и изменчивые решения то помогали восстановлению порядка, то воодушевляли бунтарей, все более и более становился игрушкой клуба. Шалье, Лоссель, его сообщник, священник, только что женившийся на родной сестре, Руло, член муниципалитета, наконец, Кюсси, выбранный в депутаты Конвента, всенародно проповедовали догмы насилия и грабежа. «Настало время, — говорили они, — когда должно исполниться пророчество: „Богатые будут лишены своего богатства, а бедные обогатятся“». «Хотите, — писал Кюсси, — услышать слова, которыми можно заплатить за все, в чем вы нуждаетесь в Лионе? Умрите или убейте других!»
Чтобы придать более устрашающую силу этим словам, Шалье и его соратники выписали из Парижа гильотину и помесили ее на площади Белькур. Жирондисты, желая умерить это увлечение, отправили Вите, своего сотоварища и друга, в Лион в качестве мэра. Вите явился в центральный клуб и выступил там с мужественной и суровой речью, стараясь переубедить мятежников, прежде чем нанести удар. Клуб встретил его оскорблениями. «Настал великий день мести! — воскликнул Шалье. — Среди нас находятся пятьсот человек, заслуживающих такой же участи, как и тиран. Я дам вам список их имен. Вам останется только поразить их!» Он предложил начать революционный суд, а потом, взяв распятие, прибавил: «Недостаточно того, что мы убили тирана нашего тела, нужно свергнуть и тирана наших душ!» И, разбив распятие, стал топтать его обломки. Затем Шалье повел толпу своих последователей на площадь Терро и здесь заставил их поклясться под «деревом свободы» в том, что они истребят всех аристократов, роландистов, умеренных и священников.
Муниципалитет, следуя призыву клуба якобинцев, начал производить обыски, послужившие прелюдией ко 2 сентября, и поручил комиссарам клуба указать и арестовать подозрительных лиц. Весь город некоторое время оставался во власти этих Катилин. Только один человек, мэр Нивьер, занявший место Вите, сдерживал с отвагой, достойной античного правителя, дерзость мятежников и вселял надежду в сердца добродетельных граждан. Нивьер знал, что Шалье и Лоссель собрали ночью своих приверженцев, которые назывались «тайным революционным судилищем», приготовили гильотину, избрав местом казней один из мостов на Роне, откуда трупы можно сбрасывать в волны, изготовили списки с именами осужденных, а так как недоставало палачей, то Лоссель заявил: «Все должны обратиться в палачей. Гильотина падает сама собою».
Мэр собрал около магистратуры несколько батальонов и восемь пушек. Голова этого великодушного человека была раньше других обещана убийцам, он рисковал ею ради блага отечества. Его твердость страшила мятежников. «Уйдем, мы промахнулись!» — вскричал Шалье, увидав штыки и пушки, выстроившиеся вокруг магистратуры. После своего триумфа Нивьер вернулся в ряды простых граждан, но, избранный тотчас восемью тысячами голосов из девяти тысяч избирателей, снова принял бразды правления.
Партия Шалье, которой в свою очередь угрожали умеренные республиканцы, была спасена от народной ярости тем же самым Нивьером, которого хотела убить. Центральный клуб якобинцев распался. Члены его взывали о помощи к своим собратьям в Париже. Конвент потребовал, чтобы два батальона марсельцев явились восстановить порядок в Лионе. Батальоны, проникнутые духом Жиронды, были встречены как освободители большинством населения и обратили в бегство Шалье и его сторонников. Якобинцы, лишившиеся влияния, задумали устроить новое 10 августа против муниципалитета. Шалье снова явился в город и восстановил клуб. «Аристократы, роландисты, умеренные эгоисты, — восклицал он, — трепещите! Десятое августа может вернуться, волны Соны и Роны скоро понесут ваши трупы в море!» Кюсси отвечал ему с вершины Горы: «Свобода для нас или смерть наших врагов — вот выбор, который приходится сделать республике!»
В Лион прибыли наиболее энергичные комиссары Конвента — Альбит, Дюбуа-Крансе, Готье и Ниош. Насильственным образом забрав у богатых шесть миллионов, они учредили Комитет общественного спасения, вроде того, какой уже действовал в Париже. Комитет начал притеснять граждан, вооружать своих сторонников, обрекать на смерть врагов. Шалье обнародовал список, носивший название «Компас патриотов». «К оружию! К оружию! — кричал он, бегая по улицам. — Ваши враги поклялись убить всех вас, даже грудных детей. Спешите одолеть их или погребите себя под развалинами города!»