«Необходимо, чтобы власть была едина, — говорится в одной из этих заметок. — Необходимо, чтобы эта власть являлась либо республиканской, либо королевской. Для того чтобы она была республиканской, необходимы министры-республиканцы, республиканские газеты, депутаты-республиканцы, республиканское правление. Внутренние опасности происходят от буржуа. Чтобы восторжествовать над буржуазией, необходимо сплотить народ. Народ должен иметь доступ в Конвент, а Конвент — пользоваться услугами народа. Во внешней политике необходимо вступить в союз с незначительными державами. Но всякая дипломатия будет бессильна, пока у нас не будет единства власти».
После средств намечается цель: «Приведение в исполнение конституции, благоприятной для народа. Кто будут наши враги? Люди богатые и порочные. Какими средствами будут они пользоваться? Притворством и клеветой. Что необходимо сделать? Просветить народ. Когда же народ будет просвещен? Когда у него будет хлеб и когда богатые люди и правительство перестанут подкупать лживые перья и языки, чтобы обманывать его; когда благополучие богатых и самого правительства будет построено на народном благе. Когда же их благополучие будет построено на благополучии народа? Никогда!»
В ту минуту, когда это ужасное слово вырвалось у Робеспьера в конце диалога с самим собой, перо перестало писать. Сомнение или отчаяние продиктовало это последнее слово. Чувствуешь, что в душе, не желающей отказаться от надежд, это слово должно означать: «Надо силой заставить идти под знамя справедливости и равенства всех тех, чьи интересы не тождественны интересам народа». Логическая необходимость террора вытекала из этого слова. Оно буквально сочилось кровью.
На всех заседаниях Конвента и якобинцев в течение ноября и декабря 1793 года произносилось множество речей и издавались декреты, в которых чувствовался дух народного правления. Личные интересы, казалось, преклонились перед принципом преданности отчизне. Конвент на этих заседаниях как будто написал главу евангельской конституции будущего. Налоги распределены сообразно имуществам. Бедняки священны. Немощным назначили пособие. Безродные дети и сироты усыновлены республикой. Преследуемое законом материнство возвышено из того позора, которое заставляло убивать ребенка, бесчестя мать. Объявлена свобода совести. Всеобщая нравственность принята за основу законов.
Невольно спрашиваешь себя: откуда это противоречие между социальными законами Конвента и его политическими мерами? Между этим милосердием и этой жестокостью? Между человеколюбием и потоками крови? Дело в том, что социальные законы Конвента исходили из его догматов, а политические действия — из его гнева. Одни были его принципами, другие — его страстями.
Гордый новой эрой, которую он возвестил миру, Конвент хотел, чтобы Французская республика сделалась одним из таких событий, которыми знаменуется поворот в истории человеческого рода. Он установил республиканский календарь, чтобы всегда напоминать людям, что они сделались действительно людьми только с того дня, когда сами провозгласили себя свободными. Конвент поступил так еще для того, чтобы, переменив названия месяцев и дней, из которых образуется время, уничтожить самые следы религии. Он поступил так, чтобы, разделив дни на декады, не смешивать больше начальный день периода с днем, предназначенным католицизмом исключительно для молитвы и покоя.
В этой системе названия дней соответствовали месту, занимаемому ими в цифровом порядке республиканской декады. Названия эти были взяты из латинского:
Названия месяцев, наоборот, заимствованные из особенностей времен года и земледельческих работ, были многозначительны, как картины, и звучны, как отголоски деревенской жизни. Это были, для осени: вандемьер, знаменующий сбор винограда; брюмер, омрачающий небо; фример, покрывающий изморозью горы. Для зимы: нивоз, облекающий белой пеленой снега нивы; плювиоз, орошающий дождем; вантоз, распускающий ветры. Для весны: жерминаль, заставляющий прорастать семена, флореаль, покрывающий цветами растения, прериаль, скашивающий луга. Наконец, для лета: мессидор, собирающий жатву; термидор, согревающий борозды, и фрюктидор, дарящий плоды.