Принц Кобургский, получавший ежедневно новые подкрепления и имевший под своим началом более 60 тысяч солдат, сконцентрировал свою армию между Тонгром и Сен-Троном. Три деревни — Нервинд, Обервинд и Мидлвинд — австрийский генерал оставил без прикрытия между своей армией и неприятельской, как поле сражения и добычу, долженствовавшую достаться победителю. Дюмурье подал сигнал к общей атаке 18-го, на рассвете. Его правые колонны беспрепятственно дошли до высот Сен-Трона, но, отброшенные неприятельской кавалерией, вернулись и искали защиты под прикрытием конницы центра. Герцог Шартрский дважды брал приступом деревню Нервинд, но, увидев во время третьей атаки, что генерал Дефоре, его любимый помощник, убит, подал сигнал к отступлению. Дюмурье в четвертый раз атаковал эту деревню, жертвуя своей конницей, но натиск австрийцев снова принудил его к отступлению. Соединившиеся в ста шагах от деревни под началом герцога Шартрского и главнокомандующего пехота и конница несколько раз подвергались залпам австрийской артиллерии. Так как левый фланг, который, по плану Дюмурье, должен был вынести на себе все сражение, не поддержал центр и правый фланг, то движение на Нервинд и Сен-Трон стало невозможным.
Дюмурье, заметив к вечеру, что отряды неприятельской пехоты и конница окружают принца Кобургского, заподозрил неудачу или измену Миранды. Поручив Тувено надзор за центром и правым флангом, он помчался к позициям, которые должен был занимать Миранда. Но они оказались заняты Клерфэ; сам Дюмурье спасся от австрийских гусар только благодаря быстроте своего коня. Преследуя по пятам свой отступивший левый фланг, один в ночной темноте, пораженный молчанием и одиночеством, он встретил у ворот Тирлемона лишь несколько батальонов волонтеров, шедших по большой дороге, но уже без артиллерии и конницы. От этих беглецов он узнал о гибели трех тысяч их товарищей. Пораженный беззаботностью Миранды, Дюмурье сделал ему строгий выговор и отдал приказ к отступлению герцогу Шартрскому и Валенсу.
Когда разнесся слух о поражении, Дантон и Лакруа явились в Лувен умолять главнокомандующего отозвать отправленное им угрожающее письмо. Они всю ночь убеждали его примириться с Конвентом. Дюмурье вручил им записку, содержавшую шесть строк, в которой он, не взяв обратно своих выражений, старался, однако, смягчить их. Дантон уехал обратно той же ночью, чувствуя, что Дюмурье уже не может служить ему опорой в его политике, поскольку поражение — плохая прелюдия для диктатуры.
Почти тотчас по отъезде Дантона в Лувен вступил в качестве парламентера полковник Мак, начальник главного штаба принца Кобургского. Он договорился с Дюмурье о секретном соглашении, определявшем шаг за шагом переходы обеих армий до Брюсселя. Несмотря на эту предосторожность, долженствовавшую обеспечить Империи возвращение Бельгии, а Дюмурье — безопасное отступление, последнее обратилось для французов в настоящее бегство. Дюмурье едва удалось составить арьергард приблизительно в 15 тысяч человек для прикрытия остатков армии на пути к Франции. Он арестовал генерала Миранду и отправил его в Париж как искупительную жертву.
В тот же день в Ате произошло последнее и роковое совещание между Маком и Дюмурье. На нем также присутствовали представители Орлеанской партии, желающей уничтожить республику и возложить венец конституционного монарха на главу одного и принцев Орлеанского дома.
В этом секретном договоре безумие соперничало с изменой. Заставить свои войска перейти на сторону одной из партий, идти на Париж и установить диктатуру — такого образа действий свобода не прощает, и лишь в крайнем случае он может быть извинен успехом и славой; но предать свое войско, открыть ворота своих крепостей монархии, вести против родины неприятельские легионы, которые отечество поручило ему разбить, при помощи иноземцев навязывать своей стране правительство — это значило в тысячу раз превзойти своей виной эмигрантов.
Смутный слух о замышляемой им измене достиг Парижа. Дантон и Лакруа бездействовали. Жирондисты, ненавидевшие орлеанскую династию, открыто выражали свое недоверие главнокомандующему, в штабе которого находилось два орлеанских принца. Якобинцы послали трех комиссаров узнать, какого мнения придерживается генерал, и склонить его на свою сторону против Жиронды. Выслушав их, Дюмурье сказал: «Не воображайте, что ваша республика сможет существовать; ваши преступления сделали существование ее настолько же невозможным, насколько она сама отвратительна».
Дюмурье, по-видимому, впал в душевное расстройство, которое овладевает человеком перед совершением преступления и заставляет его мыслить и поступать с лихорадочной непоследовательностью: он удалился со своим штабом и самыми преданными ему полками в небольшой городок Сент-Аман, где до него дошли вести о капитуляции Антверпена, о поражении, которое понес Молдский лагерь, и о восстании Лилльского гарнизона против генерала Мячинского.