История живописи. Том 1

Что же касается до поэзии замысла, до вложенного в картины чувства, то, действительно, во всей истории искусства не найдется художника, который мог бы сравниться с этим святым живописцем. Чистая, глубоко религиозная поэзия сказывается и в пейзаже Анджелико; прелестные пейзажные схемы встречаем мы у дон Лоренцо Монако, но у Беато они получают иное развитее, превращаются в идеальные и очень разнообразные "типы", в целый мир божественного спокойствия и нежного умиления. В них, как и в пейзажах Жегана Фуке (бывшего, к тому же, во многом как бы последователем фра Беато), средневековое чувство природы достигает изумительного выражения. И это вполне понятно; для этих художников, как бы принявших мир из рук св. Франциска[242], природа уже не дьявольское прельщение, а творение Божье, исполненное славословления Создателя, мир светлый и детски чистый, "братский" мир, каким он понят св. Франциском. Окружавшая художника жизнь была тогда не менее жестока, нежели в другие времена, и в сознании многих выдающихся умов начинало уже зреть отчаяние в "благополучии всего" на свете, и в частности - в исчерпывающе-спасительном значении церкви. Но им фра Беато противопоставляет не "глупую" ребяческую веру, но глубокое мистическое познание сути вещей. Ребячество фра Беато только кажущееся; под ним кроется нечто уходящее за пределы человеческого рассудка. Все искусство фра Беато пропитано подлинными, идущим свыше, вдохновением. Картины его - не детские сказки, а настоящие откровения.

Фра Беато Анджелико. Чудо святого Николая с житом. Ватиканская Пинакотека.

Внутренней строгостью, глубиной познания самого важного объясняется также сдержанный характер творчества фра Беато, с особой ясностью сказывающийся в пейзажах его картин. В то время, когда несколько суетные, жизнерадостные художники севера - "придворные" живописцы братья ван Эйк, а также любимцы бюргеров Флемаль и Роже, испещряли свои композиции всевозможными подробностями, часто к делу совсем не относящимися, фра Беато ограничивался всегда только необходимым - тем, что нужно для ясного и простого выражения данного настроения. Он предпочитает всему гладкие стены, которые он ставит одна к другой под разными углами и освещает определенным ровным светом, дающим мягкие, но отчетливые тени. При этом он уже в совершенстве владеет пластикой светотени.

Чувство пространства достигает у Беато чрезвычайной выразительности. Это особенно сказывается в тех случаях, когда он представляет свои сцены происходящими среди колоннад или колонных павильонов (все варианты "Благовещения" в Кортоне, Мадриде, Сан Марко, сцены в предэлле луврского "Коронования", в сцене "Встречи" в предэлле мадридского образа). С каким-то исключительным тактом дает он всему почти "осязательную" рельефность (во фресковом образе коридора Сан Марко он даже доходит до полного trompe l'оеil) и в то же время умеет сглаживать эту выпуклость благородной скромностью общего эффекта и мягкостью красок.

Фра Беато - большой любитель растительного царства. Никто, как он, не умел передать прелесть райских садов, лужаек, испещренных нежными цветками, красоту вырисовывающихся на светлом горизонте деревьев. Правда, и он еще пользуется готовыми схемами. Листва у него лишена жизни, очертания слишком резки, иногда прямо схематичны. Но ведь теми же схемами художники продолжали пользоваться до самого конца XV века (до Перуджино), и, во всяком случае, фра Беато пользовался ими с большим пониманием природы и большим вкусом, чем его сверстники и последователи. Что может быть очаровательнее темного сада за стеной в глубине сцены "Бракосочетания Марии" в мадридской предэлле, или цветочного ковра, устилающего улицу между розовыми домами, посреди которой св. Николай держит проповедь (Ватикан), или еще сада во фреске "Noli me tangere" в Сан Марко, рощи кипарисов и плодовых деревьев, через которую открывается дальний вид на поля (пострадавший ретабль в музее Флорентийской академии из церкви Сан Марко), или, наконец, маленького дворика с аллеей, видимой через открытую дверь в картинке "Благовещение" (Флорентийская академия)?