История жизни бедного человека из Токкенбурга

О них я знаю так мало, как редко кто. Одно достоверно — что были у меня отец с матерью. Моего покойного батюшку знал я многие годы, а матушка еще жива.[6] Что и у них имелись родители — можно догадаться. Но мне они неизвестны, и ничего я о них не слыхал, кроме того, что моего деда звали М. Б. из Кебисбодена, а бабка моя (чье имя и откуда она родом не ведаю) умерла при рождении моего отца; поэтому его забрал к себе вместо сына бездетный родственник И. В., живший в Небисе, в общине Ваттвейль;[7] его-то и его жену я и считал поэтому своими дедом и бабушкой и любил их, а они, со своей стороны, относились ко мне как к внуку. Деда же и бабку со стороны матери знал я хорошо: это были У. Ц. и Э. В., и жили они около Лаада.[8]

Мой отец всю свою жизнь был бедным человеком; да и среди моих приятелей богача не найти. Наша семья входит в общество, составившее капитал для стипендий.[9] Если бы я или мои наследники захотели послать кого-нибудь из наших парней учиться, то он имел бы право на 600 гульденов. Всего год назад мой двоюродный брат Э.Б. из Капеля был ответственным за стипендии. Однако не слыхивал я, чтобы хоть кто-нибудь из нас, Б., пошел учиться. Отец мой многие годы получал «оброчные деньги», потом, однако, при очередном пересмотре выплат, его вычеркнули из списка вместе с другими семьями, которые не смогли предъявить удовлетворительных письменных свидетельств.[10] Что касается нашего участия в капитале для стипендий, то тут все законно, хотя мне толком неизвестно, как его составили, кто из моих предков в этом участвовал и т. п.

Как видите, дети мои, гордиться происхождением нет у нас причин. Все друзья наши и родные — люди необеспеченные, и о предках наших также не слыхал я ничего другого. Почти никто из них не занимал и мало-мальской должности. Брат моего деда состоял церковным служкой в Капеле, а сын его был ответственным за стипендии. Вот и все, что можно сказать о службе нашей большой родни. Так что не грозит нам, я думаю, гордыня, которая часто донимает неразумных бедолаг, имеющих богатых и влиятельных родичей, хотя им от них не перепадает ни гроша. Нет уж! Из нас, Б., этот недуг, слава Богу, насколько я знаю, не мучает никого; и вы видите, дети мои, что и я от него свободен, — иначе я по крайней мере прилежнее занимался бы нашим родословным древом.

Мне известно, что мой дед, как и его родитель, были людьми бедными и лишь кое-как добывали себе пропитание; что отец мой не получил в наследство ни пфеннига;[11] что всю жизнь его давила нужда, и он часто вздыхал, сокрушаясь о невеликих своих долгах. Но от этого я нисколько не стыжусь своих родителей и прародителей. Наоборот, я, скорее, даже немного горжусь ими. Ибо, несмотря на бедность, не приходилось мне слышать, чтобы среди них затесался бы какой-нибудь воришка или вообще преступник, которого наказал бы закон, какой-нибудь мошенник, кутила, сквернослов, клеветник и т.п.; не слыхал ни о ком, кого не считали бы добропорядочным человеком; кто не добывал бы хлеб свой добросовестно и честно; кто клянчил бы милостыню.

Напротив, знал я многих действительно славных, благочестивых людей с чуткой совестью. Вот единственное, чем я горжусь и желал бы, чтобы и вы, дети мои, продолжали бы этим гордиться и чтобы мы не посрамили этой славы, но продолжили бы ее в потомстве. Именно об этом хотелось бы мне почаще напоминать вам на страницах моего жизнеописания.

II ДЕНЬ МОЕГО РОЖДЕНИЯ (22 декабря 1735 г.)

Для меня — день очень важный. В этом мире я появился, как мне рассказывали, немного раньше, чем положено. Должно быть, виной тому мои родители. Думаю, что еще в материнском чреве сильно захотелось мне повидать свет Божий, — и то, что я всегда тянусь к свету, сделалось моим привычным чувством на все мои дни! Кроме того, я был у моего батюшки первенцем — и за то ему моя благодарность, да будет земля ему пухом!

Он был человек горячий, кровь в нем кипела. О, я тысячу раз думал уже об этом и, случалось, желал бы себе другого родителя, когда начинали бушевать в моей душе пламенные страсти, и мне приходилось вступать в тяжелейшую борьбу с ними. Но стоило только миновать грозе и непогоде, я был ему снова благодарен за унаследованный от него пылкий нрав, который помогал мне гораздо живее, чем многие люди, наслаждаться множеством невинных радостей мира.