История жизни, история души. Том 2

Дорогие Л иленька и Зинуша, получила вашу открытку (с Руфиным началом!) и более подробно узнала ваши планы. Почему-то я решила, что вы собираетесь на дачу 21 -го мая и уже отправила туда открытку — с волнениями по поводу наступивших холодов... К сожалению, болшевские удобства (отд<ельная> комната, водопровод на участке, газ) — «уравновешиваются» болшевскими же недостатками — отдаленностью от рынка и магазинов, от станции, отсутствием прогулок и т. п., и человека найти мудрено. Все живут сейчас по лагерному принципу «лучше кашки не доложь, да на работу не тревожь», а ещё лучше, если и «кашки» вдоволь, и работать не надо... Тут, в Тарусе, во всяком случае так, ни за какие деньги обслуги не найти, и многие очень обеспеченные дачевладельцы продают свои «дома и угодья», с которыми справиться собственными силами не в состоянии. Удивительно меняется жизнь — и быстро; тут у меня с собой моя детская записная книжечка 20-х годов, там записи о поездке (моей) в имение Б. Зайцева¹ (тогда уже экспроприированное). «Благодарные крестьяне>Гшделили добрым господам флигель комнат в десять (там круглый год жила мать Б<ориса> 3<айцева>), сад и всё, что при доме и во флигеле, оставалось «господским». На прогулки «господам» подавали кабриолет; мимохожие крестьяне низко кланялись. А вот приходит Клим, портной — переделывать барину сюртук (!). По окончании примерки земно кланяется и целует ручки — барину и барыне. Перечитываю сейчас - и диву даюсь; впрочем, и тогда диву давалась. «Бедные крестьянсюя дъти!», — восклицаю я, восьмилетняя, видя бедность, ещё большую, чем в Москве тех лет, и, главное, безнадёжную безграмотность! я тогда не представляла себе детства без книги, что отлично представляю и вижу сейчас (учебники и детективы не в счёт!).

Тут эти дни довольно противны — холодно, пасмурно, мелочнодождливо. Всё, что задумало было расцветать и распускаться, затормозилось, сжалось, но - наготове: ждёт первого солнечного дня. Ночью - заморозки или около того, но не в воздухе пока что, а на почве. На улицу и нос казать не хочется, поход в сортир - почти что амунд-сеновская акция; преувеличиваю, конечно; главное, что сама разленилась. У плохой погоды один великий плюс — ещё не видно дачников, нет праздношатающихся толп, нет праздношатающихся гостей, экскурсий и прочего нестерпимого принудительного ассортимента. И хлеб ещё в достатке; но водки уже недостает: «домотдыховские» мужеединицы вылакивают все запасы. Возле нашей колонки водопроводной идет многообещающая возня (вот уже который месяц — с декабря!). Есть надежда, что к столетию Ильича будет и водица... Крепко обнимаю вас, всё время о вас думаю; дай Бог, чтобы всё благополучно удалось и были бы здоровы!

Ваша Аля

' Борис Константинович Зайцев (1881-1972) - русский писатель. С 1922 г. в эмиграции. В его кн. «Далекое» (Вашингтон, 1965) есть главка «Другие и Марина Цветаева».

А.А. Саакянц

1 июня 1969

Милый Рыжик, примите запоздалое поздравление с днём рождения мамы, до того охциплела¹ в нынешнем году, что даже не поздравила её — пусть она простит мне это невольное невежество. Нынче ведь и сама весна запаздывает со своими поздравлениями <...>

Насчёт «Молодца и прочего «фольклора»: конечно же, не надо Вам смотреть все тома «Миней» и совершенно неважно, сколько из них прочла М.Ц.: важны родство и аналогии во всех доступных источниках народного творчества. Что роднит творчество М.Ц. с народным? — две стихии: протяжённость и протяжность песни, заплачки, былины (музыкальное начало) - и афористичность, краткость, формула (а иногда и зашифрованность) частушки, загадки, пословицы (всё это очень «грубо говоря»), Ц<арь>-Дев<ица> ещё протяжённа, хотя уже и прослоена, пронизана молниеносностями формул', Молодец целиком формула, хоть и от песенного начала.

Цветаевская рифмовка — всецело народная: мало классических, точных и зачастую от точности мёртвых рифм; но — как в песнях и частушках — совершенство ассонансов (так ли это называется по-учёному?!) дающих на слух иллюзию совершенной рифмы'. «Играй-играй, гармонь моя, сегодня тихая заря, сегодня тихая заря, услышит милая моя» (т. е. рифмуется скорее «тихая» с «милая», чем «заря» с «зарею» и «моя» с «моею») — и М.Ц. так а не иначе. Т. е., как народ, она из не рифм создаёт рифмы, а не из них же - их же.